— Я никогда не затрону эту тему. Ты свободна.
— Боже мой, какие странные слова! Не понимаю. Я люблю тебя.
Прежде Кэтрин такого не говорила. Двадцать с лишним лет он не слышал этой простой фразы, но сейчас поверил. Кэтрин любила его, и она же несла ему смерть, конец мучениям. Она была ангелом смерти. И он любил ее всем сердцем.
Она убивала его против своей воли. Ей было тяжело смотреть, как Ральф погибает. Ее ужасала мысль о его страданиях, о болезни, о том, что должно последовать. Но в любой день могло прийти письмо, которое поставило бы крест на всем. Любовь и деньги — Кэтрин пообещала себе эти две вещи, но затем осознала, что у человека может быть либо то, либо другое, и боялась смерти. Антонио предрек, что она подохнет под забором. Она бы грустила, опустилась бы и быстро умерла. Но пока что могла спасти себя.
Один человек съел словарь и умер. Ларсен обжег руку и сам отрубил ее топором. Он думал: раз ожог не проходит, то это — поцелуй дьявола, знак греха. Миссис Ларсен видела все и стонала. Пятнадцатилетним мальчиком Ларсен участвовал в Гражданской войне и вернулся домой без единой царапины. Сейчас он, полный дурак, лежал с одной рукой в дорогой католической больнице в Чикаго. Платил за него Труит. Миссис Ларсен больше никогда не упоминала о муже. Такое случалось.
Кэтрин Лэнд, молодая жена Ральфа, медленно травила его мышьяком. Родного мужа, который любил ее, которого и она, к своему удивлению, любила. Этот человек спас ее от отчаяния и лишений.
Такое случалось.
— Мне холодно, мне все время холодно, — говорил Ральф Труит.
По вечерам он сидел и дрожал.
Решимость Кэтрин пошатнулась. Ральф был хорошим человеком, честным, порядочным. Он не заслуживал такой судьбы. Она колебалась и прервалась на неделю, перестала добавлять яд. Впервые она почувствовала, что человеческие качества имеют значение. Мысль о добре никогда раньше не приходила ей в голову, а сейчас это понятие оказалось реальным. Люди совершают поступки по каким-то мотивам. Не без причин жизнь у одних складывается хорошо, а у других — плохо. Раньше Кэтрин об этом не задумывалась. В доброте было что-то небесное; сейчас ей не давало покоя ощущение, что с высоты ее постоянно кто-то судит.
Она могла бы пойти на попятную, но мысль об Антонио держала ее на крючке. Это была не пустая угроза. Он напишет, и все будет кончено. Антонио был ее любовью, а может тем, что она знала о любви, пока не встретила Ральфа. То, чего желал Антонио, то, что она ему обещала, нужно сделать. И она продолжила добавлять яд.
Любовь, даже испорченная, была сверкающей приманкой, которая влекла ее, хоть и не всегда. Воспоминания об Антонио подгоняли ее. В конце концов, это всего лишь лишь капля. Капля, добавленная в воду, в суп, на щетку для волос. Светлая жидкость, почти без запаха Кэтрин представляла, как ужасно все будет. Знала, как умрет Ральф, но остановиться уже не могла.
Он держал слово: никогда не поднимал эту тему. Не просил о пощаде, не описывал изменения в своем теле и в жизни. Он становился беспокойным. Ему снились кошмары, но он по-прежнему не жаловался.
Ральф просыпался в два или в три часа ночи в холодном поту, поворачивался к жене, и та вытирала его, меняла постельное белье и снова укладывала. До рассвета он трясся от озноба. Кэтрин клала руку на его горящий лоб. Она испытывала к Ральфу нежность, какой не чувствовала прежде ни к одному мужчине. Эта нежность была больше, чем любовь.
У него был измученный вид. Одежда жгла кожу. Любой звук, любой шум терзал ему уши, он не мог этого переносить.
Однажды после ужина Ральф прочитал ей стихи:
Я мысленно брожу всю ночь
Поступью легкой, бесшумно и быстро ступая
и останавливаясь,
Зорко склоняясь над смеженными
веками спящих,
Блуждающих и заблудших, неведомых мне,
несхожих, противоречивых,
Выжидая и всматриваясь, наклоняясь
и останавливаясь. [10]
Кэтрин не поняла, почему он выбрал эти строки. В его голосе не было упрека. Она предположила, что началась деменция, [11] которая погрузит Ральфа в забытье и он перестанет сознавать, что с ним творится
У него появятся депрессия, болезненность, за ними придет и смерть. Об этом она читала в библиотеке. Кэтрин знала все, что должно произойти. У него будут проблемы со зрением: мир для него станет желтым и зеленым, высыплют гнойнички, провалятся глаза, под ними залягут тени. Ей казалось, что она готова к этому
— Что-то здесь не так, — заметила миссис Ларсен. — Я много встречала недугов. Труит хворал, и других больных за свою жизнь навидалась, но такое — впервые.
Служанка уставилась на Кэтрин. Та спокойно ответила:
— Даже не представляю, что это такое. Вызовем врача. Он скажет, что делать.
Врач ничего не найдет, ничего не заподозрит. У человека в возрасте Труита могла начаться экзема и сыпь. Волосы тоже могли выпадать. Мог появиться шум в ушах, иррациональность поведения. Это неудивительно. Такое случалось. Труит был еще не стар, но уже и не молод. Но Ральф отказался от помощи врача. Его горючим был яд. Он не был несчастлив, и он любил свою жену. Кэтрин была красивым, смертельным, вкрадчивым пауком, которого он ждал всю жизнь. Она была ножом в его сердце, для которого он с радостью распахнул рубашку.
Миссис Ларсен не спускала с Кэтрин глаз. Для служанки Труит был всей ее жизнью, и сейчас эта жизнь грубо от нее ускользала, очень многое уже ушло. Переплавилось в сумасшествие и неизлечимый ужас. Миссис Ларсен понимала, что это неестественно.
Ральф не мог переносить прикосновений. Его кожа так воспалилась, что он не терпел самой мягкой ночной рубашки. Он спал голым под гладкими простынями, которые миссис Ларсен меняла каждый день.
Он не мог переносить ощущение кожи Кэтрин на своей коже, но желание ничуть не уменьшилось. Он дрожал от постоянного холода. Простыни по ночам казались ему ледяной крапивой. Тревога, которую он испытывал перед сном, уменьшалась лишь от секса. Он учил Кэтрин, как доставить ему наслаждение без прикосновений.
После оргазма он некоторое время спал, но быстро пробуждался, испуганный ночным кошмаром. Садился на край кровати. Его мучили зуд и озноб. Кэтрин для облегчения этого зуда расплетала волосы, опускала их на плечи и спину мужа. Шелковистые локоны были легкими как дыхание. Ральф закрывал глаза и дремал. Он стал ее ребенком. Она была очень нежна.
Он не понимал ее горя, ведь все ужасы происходили не с ней. Кэтрин была причиной его близкой смерти. Он хотел умереть и потому простил ее. Он не сожалел, что уходит жизнь, вместе с его домами, его бизнесом, приятелями, воспоминаниями, которые скопились за пятьдесят лет. Все было для него обузой. Труит отпустит прошлое без сожаления и ощутит легкость. Только грустные мысли об Антонио отказывались его покидать. Но он не испытывал более горя, а Кэтрин, судя по всему, сильно страдала. Ее чувства были глубокими и личными, она молчала о них, а он не спрашивал хотя и удивлялся. Кэтрин нянчила его, обтирала, водила как слепого к кровати, закрывала до подбородка мягкими простынями и сидела в лунном свете, пока он спал. Она была его убийцей и его нянькой.