— К метро. Я сама доберусь домой.
Он кивает и открывает дверцу.
— Что ты сказала Джесси?
Вот оно что! Простой вопрос, чтобы понять, как далеко я зашла в своих подозрениях. Он, наверное, абсолютно уверен, что я никому ничего не рассказала.
— Гораздо интереснее то, что она рассказала мне.
— И что же?
— Что ты не был верен Элоиде. — Он тихо ругается. — Мне кажется, что ты совсем не тот человек, которого я…
— Конечно, я другой! Мне уже тридцать девять! А это было больше десяти лет назад. — Он жестикулирует, убирая руки с руля. — Ладно, я не горжусь тем, что делал. Если ты хочешь, чтобы я извинился, хорошо, я сделаю это. Но романы случаются по определенным причинам. А с тобой у меня этих причин не было!
— Как я могу тебе верить, если ты никогда не говорил мне об этом?
— Потому что это не имеет значения. Дело ведь не в тебе, а кое в ком другом.
Ощущение, что он что-то недоговаривает, снова разгорается во мне. Его договор с бывшей женой, эта связь, которую я никогда не смогу разорвать. Чувство, что меня предали, вспыхивает с новой силой.
— Перестань так на меня смотреть!
Он резко сворачивает в сторону и разгоняется так, что я прилипаю к сиденью.
— Знаешь, в чем твоя беда? Мне кажется, ты не способна быть счастливой. Ты вечно выискиваешь какую-нибудь проблему.
— Что?
— Это все потому, что твоя мама…
— Ох, будь добр…
— Ее бросили, поэтому ты думаешь, что с тобой должно произойти то же самое.
— Звучит как урок психологии, и я даже знаю, от кого конкретно!
— Видишь, ты опять за свое: ворошишь прошлое, которое никогда не сможешь изменить!
Я качаю головой.
— Дело не в моей матери и ее распавшемся браке и не в моей несчастной сестре, а твоих окровавленных руках той ночью, твоем бреде…
— Нет. Вовсе не в этом. Ты могла бы поверить моему объяснению, но твое прошлое не позволяет этого сделать.
Мы перебрасываемся взаимными обвинениями на домашней почве, что происходило уже много раз, и у меня уже такое состояние, что я скоро пущу в ход тяжелую артиллерию и начну критиковать его мать, когда неожиданно мне на глаза попадается рекламный щит.
— Ой, это Джерри!
Мы всматриваемся в огромное фото серьезного Джерри Бонакорси, сердито глядящего на нас через улицу.
«Правильное решение? Смотрите и делайте собственный выбор. „Взгляд изнутри“. Каждый вечер с 21:00, онлайн 24 часа в сутки».
— Это новая кампания, потому что интерес снова поднялся до небес. По кабельному повторяют все серии. Наши акции подпрыгнули в цене.
— Как раз вовремя. — Он не отвечает. — На этот раз они сделали его более грозным, правда? Раньше были фотографии, подчеркивающие его улыбку.
— Он не убивал ее, — говорит Пол, качая головой. — И эта теория с имитатором яйца выеденного не стоит. Ее не просто задушили, ее зарезали! А это совсем другое дело.
— Я слышала, как кто-то говорил по радио, что это из-за того, что он старый и у него уже нет той грубой силы, которая была когда-то. Ему нужно было сначала отключить ее. — Пол недовольно вздыхает. — Благодаря этому твое шоу снова в эфире, не так ли?
Он поворачивается ко мне, уже не на шутку разозлившись.
— Так! И знаешь что? Я рад. Это лучшая программа, которую я когда-либо делал. Я буду защищать ее снова и снова, чем и занимался на протяжении последней недели. — Он высовывает локоть в окно. — Ты нашла, что искала, в моем офисе?
Теперь он смотрит на меня в упор, заставляя объяснить, почему я переступила черту и влезла в его рабочую жизнь.
— А зачем ты солгал обо мне Маккинзи?
Он останавливается посреди улицы. Нетерпеливо сигналит грузовик, а спешащие на работу люди пользуются возможностью и оббегают нас сзади и спереди. Между нами и бордюром проезжает велосипедист и задевает зеркало заднего вида. Мы со всех сторон окружены нашей ложью, нашими подозрениями и нашими секретами.
— Потому что ты моя жена. Ты мать моих детей.
В его голосе столько грусти! У нас есть договор. Это гордиев узел, и я знаю, что подобные узлы нельзя развязать, их можно только разрубить.
— Вчера звонила Ливви. Сказала, что ты неплохо справляешься в «Криминальном времени».
У меня возникает ужасная мысль.
— Я все испортила своим арестом?
— Конечно, и тебя уволят! — насмехается Пол. — Наверняка любого в этом шоу за что-нибудь да привлекали. Не волнуйся.
Он останавливается возле метро, которое засасывает людей через двери.
— У меня деловая встреча: хотим решить, какую позицию должен занять Форвуд в связи с этой неразберихой. У нас как всегда весело. — Он смотрит в окно. — Знаешь, Кейт, я никогда не был счастливее, чем в день нашей свадьбы.
Я открываю дверцу машины и убегаю прежде, чем могу придумать, что на это ответить.
Я вынимаю бесплатную газету из металлического ящика перед ступеньками. С первой страницы на меня смотрит разъяренное лицо Джерри, полицейские с обеих сторон держат его за руки. Его седые волосы растрепаны, кривые зубы сфотографированы под невыгодным углом. Фотографов предупредили, что его приведут для дачи показаний, и они, без сомнения, сделали много кадров. Отлично.
«Взгляд назад» — это заголовок.
«Джерри Бонакорси показывает миру, что гнев, из-за которого бывший фокусник до вчерашнего дня был самым долголетним узником Великобритании и из-за которого он задушил свою жену, выплеснулся с новой силой грязными оскорблениями в адрес полицейских, привезших его для дачи показаний по делу об убийстве сотрудницы одного из телеканалов, Мелоди Грэм. По словам представителя тюремной службы, освобождение Бонакорси, вызвавшее столько споров в обществе, может быть очень недолгим: „Освобожденные убийцы помещаются в строгие условия на свободе, но подобное сопротивление полиции может поставить под вопрос даже эти условия“. Некоторые аспекты убийства Мелоди поразительным образом напоминают убийство Делии Бонакорси в 1980 году, за которое Бонакорси отсидел в тюрьме тридцать лет. Он был освобожден месяц назад после реалити-шоу „Взгляд изнутри“, освещавшего его жизнь в тюрьме. Вчера полиция допрашивала подозреваемого в течение четырех часов, но все же освободила его, не предъявив никаких обвинений».
На пятой странице находится цветная фотография Делии, застенчиво улыбающейся в камеру. У нее на шее крестик, который не смог защитить ее от самого близкого человека.
Я нахожусь в двух кварталах от дома, когда звонит мой мобильник и высвечивается незнакомый номер. Это Элоида спрашивает, не хочу ли я сегодня с ней пообедать. Обычно я вежливо отказываюсь (больные дети всегда отличный аргумент), и, мне кажется, при этом мы обе вздыхаем с облегчением, что можем уклониться от этой никому из нас не милой дружбы. Но сегодня, пока я ищу ключи от дверей, меня наполняет какое-то победное чувство. Я владею новой и опасной информацией, которая изменит динамику отношений между нами тремя. Очень жаль, но кем бы ни был тот, кто сказал, что мы должны оставить в прошлом ребячество, когда становимся старше, [5] — это все бред. Я поделюсь своим хлебом с врагом.