Ральф успел зарядить автомат, когда в траншее завязалась жестокая схватка. Противники схватились врукопашную. Ральфу лишь дважды приходилось драться: один раз в киндергартене, в детской столовой, а второй раз ему безнаказанно дали в ухо после футбольного матча в Мюнхене, куда он ездил до войны с друзьями из Ландсхута. Но страх за свою жизнь разбудил в интеллигентном и ранимом Ральфе Мюллере дикое животное. Он ударил кого-то ножом, после чего нож так и остался в теле врага. Ральф размахивал автоматом, удары наносил с яростью и силой, на какие только был способен.
Обе стороны дрались насмерть, отбиваясь друг от друга ножами, прикладами, стреляя в упор из пистолетов. В ход шли куски металла, каски, саперные лопатки и даже камни. Стоял страшный шум, раздавались отчаянные крики, всхлипывания, ругательства, выстрелы.
Вдруг Ральф услышал, как кто-то закричал: «Тигры!!!». И действительно, откуда-то донесся лязг гусениц и звуки стрельбы из тяжелых крупнокалиберных пулеметов.
Русских не становилось больше. Значит, атака захлебнулась, а те, что остались в траншеях, отстали от своих, так как не могли слышать команды на отход. Им ничего не оставалось, как продолжать драться.
Но силы обеих сторон иссякли. Оставшиеся в живых тяжело дышали. Многие сидели на земле по обе стороны траншеи, уставившись друг на друга. Человеческая натура заставила солдат объявить неофициальное перемирие. Чудовищная усталость вытеснила все чувства, даже ненависть. Усталость примирила врагов — она была столь невыносима, что некоторые из выживших в жестокой схватке, используя даже этот неподходящий для отдыха момент, тут же засыпали, не в силах заботиться о своей безопасности даже в непосредственной близости тоже утомленных, но, все-таки, врагов.
Напротив Ральфа полулежал молодой русский солдат с коричневым от грязи лицом и что-то ему говорил. Не до конца понимая, что делает, Ральф протянул русскому флягу с остатками спирта. Русский настороженно посмотрел на него, и тогда Ральф просто швырнул флягу к ногам своего врага. Тот поднял ее, открутил крышечку и сделал глоток. Сидящий рядом русский — лет ему было не меньше сорока — грубо толкнул молодого солдата в плечо.
Откуда-то донесся запах табачного дыма. Противоборствующие стороны, сидя в окружении убитых и раненых, устраивали совместный перекур.
Через несколько минут все стихло. Противники начали подниматься, но было видно, что большинство не понимает, как дальше поступить. Неловкая ситуация продолжалась недолго. Русские осторожно перелезали через бруствер и, оглядываясь то и дело, стали отходить к своим. Молодой солдат, которого Ральф угостил водкой, задержался на краю траншеи, достал что-то из кармана и бросил Ральфу.
Это оказалась пачка папирос с изображением всадника, скачущего на фоне белой горы. Ральф обратил внимание, что вблизи эти парни совсем не похожи на варваров. Ему запомнился лихой чуб, торчащий у русского солдата из-под шапки, и лукавые смеющиеся глаза, в которых не было ни страха, ни ненависти.
Русские удалялись от окопа, все мельче становились их фигурки. Они вновь превращались в подвижные мишени. Отсюда, с уже приличного расстояния, не было видно, как у них изо рта идет пар, не доносилась их речь… Но Ральфу все еще хотелось, чтобы они дошли до своих.
Конечно, через некоторое время они вновь будут пытаться убить друг друга, но сейчас… Сейчас наступил перерыв во всем этом безумии, будто невидимый врач накормил всех участников чудовищного и противоестественного спектакля сильнодействующими таблетками против коллективного помешательства.
Со стороны германских позиций, где-то на правом фланге, застучал пулемет. Один из русских вскинул руки и упал. Остальные залегли. Ральф опустился на дно траншеи и только сейчас увидел, что весь в крови. Он чувствовал кровь повсюду — на руках, на губах, во рту. Скорее всего, его ранили во время рукопашного боя. Но боли он не ощущал. А может, это была чужая кровь.
В воздухе раздался свист. Послышались частые разрывы — началась очередная волна артобстрела. Ральфу показалось, что барабанные перепонки сейчас обязательно должны лопнуть. Ему очень хотелось уйти с линии огня. Оказалось, что в этом желании он не одинок. Сквозь свист снарядов и грохот взрывов доносились команды на подготовку к отходу с позиций. Уже было видно, как по траншейным ходам солдаты спешно ретировались на дальние линии обороны, ползли, пятились, перепрыгивали из окопа в окоп. Ральф и Отто, бок о бок, плечо к плечу, уже не заботясь ни о чем и не ощущая ничего, кроме желания как можно скорее покинуть это пекло, побежали к лесу. Оттуда навстречу им, вырываясь из маскировочных сооружений, выдвигались германские танки.
—Танки! Наши танки будут прикрывать отход!— прокричал Отто.— Уверен, они хотят дать нам возможность уйти!
И тут, словно опровергая его уверенность, откуда ни возьмись, перед ними вырос офицер. Его лицо, искаженное яростью, перепачканное сажей, заставило друзей остановиться.
—Куда?!— прокричал офицер, брызгая слюной и потрясая перед их лицами «вальтером».— Назад! На позиции! Кто будет большевиков останавливать? Расстреляю за трусость! Ефрейтор, где ваш взвод?
Ральф испугался офицера, готового в любой момент совершить самосуд, но сильней страха было нежелание возвращаться в траншеи и неминуемо отдать жизнь ради того, чтобы русские задержались на этом рубеже на какие-нибудь полторы минуты. Именно в эту минуту, впервые с лета 1941 года, Ральф, не столько умом или сердцем, сколько всем своим человеческим существом осознал, физически ощутил бессмысленность бойни, в которой ему довелось участвовать.
Троица представляла собой довольно странную картину, которая категорически не вязалась с окружающим пейзажем. Офицер угрожал Отто и Ральфу пистолетом, требуя немедленно вернуться на позиции, в то самое время, когда мимо них пробегали десятки солдат, ища спасение в лесном массиве, откуда, в свою очередь, выползали все новые и новые стальные машины с крестами на бортах, медленно двигаясь в противоположную сторону.
Ральф почувствовал, что офицер вот-вот выстрелит. Скорее всего, бедняга свихнулся от пережитого ужаса. Решение пришло быстро. Резким ударом в челюсть силач Отто свалил его в снег. Отбросив подальше «вальтер», друзья побежали прочь вместе со всеми.
Как гром среди ясного неба, налетела русская авиация. Штурмовики заходили со стороны поля и безнаказанно атаковали отступающие войска. Обстреляв из пулемета упавших на землю немцев, «Ил-2» совершил боевой разворот и выпустил два реактивных снаряда в направлении танковой группы. Башня одного из танков, будто срезанная сверхмощной пилой по металлу, отлетела в сторону, под гусеницы соседней машины.
На правом фланге, в отдалении, на опушке леса, Ральф увидел русскую пехоту. Он уже отчетливо различал их полушубки и шапки со звездами. Авиация Красной Армии прекратила атаку этого участка, видимо, опасаясь, что по ошибке от авианалета могут пострадать свои. Солдаты опять побежали в сторону леса. Некоторые падали, словно спотыкаясь о проросшие из земли корни деревьев, но так и не поднимались снова. Ральф понял, что наступающая русская пехота ведет прицельный огонь.