Она не знала, что ответить.
– Думаю, они все равно его посадят. Я хочу сказать, если у него нет полноценного алиби. Обнищавший подонок без гроша за душой.
– Я не хочу ничего об этом слышать, – ответила Жюстина. – Я хочу обо всем забыть.
К исходу осени ее наконец оставили в покое.
Она не то чтобы забыла. Натан по-прежнему приходил к ней. По ночам прокрадывался в ее сны, днем следовал за ее спиной, так близко, что она слышала его дыхание. А обернется – только тень мелькнет, и все.
Да, Натан приходил к ней, но все реже и реже.
* * *
А тут Ханс-Петер. В этот зимний день, когда температура поднялась выше нуля, а окна блестели от дождя, в день, когда они стали близки, она знала, что ему надо уходить, но так не хотела этого.
Он сказал, что ему пора на работу в гостиницу.
Они сидели на кухне. Он обнял ее, притянул к себе на колени.
– Как странно... Мы друг друга не знаем... и все же.
Она обхватила его руками, зарылась лицом ему в шею.
– Ну, мы теперь немного друг друга знаем, не так ли?
– Да...
– Я снова... хочу, – прошептала она.
– Только если быстро.
– Очень быстро!
Она убрала со стола, расчистила, наклонилась, задрала платье. Под платьем на ней ничего не было. Он встал за ней, руки легли на ее бедра. Она качнулась к нему, раз, другой, чтобы затвердел член, который она чувствовала сквозь ткань брюк.
В этот момент зазвонил телефон.
– Скотство! – крикнула она. – Ненавижу!
Он отстранился, снял трубку и протянул ей. Она отрицательно покачала головой, но было уже поздно.
– Алло! – напряженно сказала Жюстина.
– Алло... Я хотел бы поговорить с фру Дальвик.
– Это я.
– Меня зовут Тор Ассарсон. Я муж Берит. Вы с Берит были школьными подругами, как я понимаю?
– Да, именно так. Здравствуйте.
– Я за нее беспокоюсь. Она исчезла.
– Вот как?
– Ее нет уже почти сутки.
– Что вы говорите!
Подступила боль, ввинтилась в лоб, Жюстина повернула голову, и кожа на голове натянулась. Словно черепная коробка вдруг распухла.
– Я хочу спросить... она же к вам собиралась, так она сказала. Она вчера была у вас?
– Да, конечно. Мы весь вечер провели за разговорами.
– Когда она ушла?
– Я не знаю. Я не помню, который был час.
– Но уже вечер наступил?
– Да, кажется.
Ханс-Петер смотрел на нее. Он застегнул молнию на брюках, улыбнулся и покачал головой. Жюстина попыталась улыбнуться в ответ.
– Должен признаться, что я ужасно волнуюсь.
– Я понимаю...
– Это так непохоже на Берит. Я боюсь, что с ней что-то стряслось. Что-то страшное, непоправимое.
– Может, она уехала? Может, ей просто захотелось побыть одной?
– Она вам на что-то такое намекала?
– Она показалась мне невеселой, да, именно. Невеселой.
– Ей сейчас трудно. А я, возможно, не был для нее настоящей опорой. Что она сказала? О чем вы говорили?
– Она рассказывала про работу. Говорила, что не хочет в Умео переезжать или куда-то там.
– Лулео!
– Да, может быть. Она была грустная, беспокоилась, как все сложится в будущем.
– Она могла что-нибудь с собой сделать, как вы думаете?
Голос дрогнул, Жюстина поняла, что он вот-вот сорвется.
– Не могу судить, – ответила она. – Мы ведь не так хорошо друг друга знаем. Во всяком случае, во взрослой жизни. Я совершенно не понимаю, относится ли она к типу людей, которые могут что-нибудь над собой сделать.
– Я никогда не думал, что она из... таких. Она была спокойной и сильной всегда, несмотря на любые неприятности. Но ведь никогда не скажешь наверняка... Мне кажется, она сейчас еще и в таком возрасте, климакс и все такое. Мне кажется, что он начался. У женщин могут взыграть гормоны, как я понимаю.
– Так и есть. Некоторые женщины меняются до неузнаваемости.
– Хотя, конечно, я ничего подобного за ней не замечал.
Жюстина услышала, как Ханс-Петер поднимается по лестнице. Он скоро уйдет. Она поняла, что не хочет этого. Впервые за долгое время она почувствовала, что не хочет находиться в доме одна, что хочет уйти с ним, куда угодно, сесть в машину и уехать.
– Что она сказала, когда уходила?
– Что сказала? Да... сказала, что пойдет на проспект Сандвиквеген и сядет на автобус, по-моему, так. Но мы порядочно выпили... возможно, я не точно запомнила ее слова.
– Она была пьяна?
– Да, изрядно.
– А могла она по дороге упасть?
– Я не знаю. Тогда бы ее кто-нибудь нашел, правда?
– А такси? И почему только она не взяла такси!
– Да.
Мужчина тяжело дышал.
– Придется в полицию звонить, – сказал он. – Ничего другого не остается. А потом пойду ее искать. Может, я к вам загляну.
– Я не уверена, что буду дома, скорее всего, меня точно не будет.
– Что ж... Запишите наш домашний телефон и номер моего мобильного. Если захотите со мной связаться. Если вспомните что-нибудь, о чем забыли рассказать.
* * *
Ханс-Петер уже надел куртку.
– Не получилось у нас нежного любовного прощания. – Он обнял ее. – Но перед моими глазами всю ночь будет стоять эта картина: твой потрясающий зад. Всю ночь буду мучиться.
– О-о! Тебе действительно нужно идти?
– Да.
– Черт, я забыла телефон выдернуть. Я ведь почти всегда держу его выключенным. Не хочу, чтобы люди трезвонили.
Он немного отстранил ее от себя:
– Жюстина! Не делай этого! Как же я до тебя дозвонюсь?
– Но ты же был здесь.
– А когда меня здесь нет?
– Да...
– Знаешь, куплю-ка я тебе определитель номера.
– Определитель? Что это?
– Ты не знаешь? Это такая штуковина, которая показывает на экране, с какого номера звонят. Если не хочешь разговаривать с тетушкой Гердой, то можно просто не отвечать.
– Даже не слыхала, что такое существует.
– Еще как существует. А теперь мне нужно бежать. Я позвоню, как только проснусь завтра. Уже жду этого момента.