— Понимаю. И что же ты хочешь найти в старом деле? — спросил Фабель.
— Я просмотрела все материалы дела вместе с Робертом Клаттом…
— Черт побери, — буркнул Фабель, — я совсем забыл о комиссаре Клатте. Как идет его адаптация?
— Нормально, — пожала плечами Анна. — Он, как мне кажется, хороший парень и пребывает в полном экстазе от возможности работать в Комиссии по расследованию убийств. — Она открыла папку с документами и продолжила: — Как бы то ни было, но мы с ним прошлись по этим бумагам и снова вернулись к Фендриху. Помните? Генрих Фендрих. Учитель немецкого языка и литературы.
Фабель коротко кивнул в ответ. Он помнил, что Анна рассказывала ему о Фендрихе в кафе по пути к Элерсам.
— Как вам известно, у Клатта в его отношении имеются серьезные подозрения. Он, впрочем, признает, что оснований для этого совсем не много… подозрения в основном базируются на интуиции, неприязни и полном отсутствии иных версий.
— Неприязни? — насторожился Фабель.
— Фендрих в некотором роде одиночка. Ему тридцать шесть лет… было тогда. Теперь под сорок. Он холост и живет с престарелой матерью. Хотя незадолго до исчезновения Паулы у него, видимо, была какая-то подружка. Но мне кажется, он расстался с ней примерно в то время, когда пропала Паула.
— Итак, комиссар Клатт отчаянно нуждался в подозреваемых, и когда ему подвернулся человек, смахивающий на Норманна Бейтса, он сразу в него вцепился, — сказал Фабель и, поймав недоуменный взгляд Анны, пояснил: — Норманн Бейтс — персонаж американского фильма «Психоз».
— Ах да. Конечно. В некотором смысле это именно так. Но разве можно его за это винить? Исчезла и предположительно убита девочка. По делу проходит учитель, который имел с ней прекрасные отношения и который, будем смотреть правде в глаза, вряд ли не способен вступать в нормальные связи. Кроме того, по словам одноклассниц Паулы, он уделял ей чрезмерно много времени во время занятий. Честно говоря, нам тоже было бы не вредно слегка потрясти этого Фендриха.
— Возможно. Но с другой стороны, похитителем и, вероятно, убийцей Паулы мог быть и прекрасный семьянин с совершенно непримечательной биографией. Да, кстати, что сейчас комиссар Клатт думает о Фендрихе?
— Что же… — Анна произнесла это с растяжкой, словно хотела подчеркнуть свою неуверенность, — …сейчас ему кажется, что он в свое время копал не там, где требовалось. Во всяком случае, я так считаю. Как бы то ни было, на момент исчезновения Паулы у Фендриха имелось надежное алиби…
— Но?
— Но Клатт до сих пор не отказался от своих «чувств» к учителю. Он считает, что в его отношениях с Паулой присутствовал какой-то нездоровый душок. Комиссар предлагает еще раз присмотреться к Фендриху. При этом сам он не хочет в этом участвовать. Фендрих уже угрожал вчинить ему иск за запугивание и необоснованные угрозы.
— А где его можно найти? Он по-прежнему в той же школе?
— Нет, — ответила Анна. — Фендрих перевелся в другую школу. На этот раз в Гамбурге… в Ральштедте, — уточнила Анна, сверившись с документами. — Но живет он в том же доме, что и три года тому назад. Это тоже в Ральштедте.
— О’кей, — сказал Фабель и, бросив взгляд на часы, поднялся со стула. — Герр Фендрих уже давно вернулся домой из школы, и мне хотелось бы узнать, имеется ли у него алиби на момент убийства девушки, обнаруженной нами на берегу Эльбы. Надо нанести ему визит.
Дом Фендриха в Ральштедте оказался солидной виллой еще довоенной постройки. Она стояла в глубине, на некотором расстоянии от тротуара, в ряду из пяти таких же строений. В свое время эти дома являлись одной из витрин роскоши и престижа Ротербаума и Эппендорфа, но теперь, пережив английские бомбежки и вторжение городских планировщиков, они казались среди дешевого жилья пятидесятых годов совершенно инородным телом. Перепланировка и строительство Ральштедта проводились в спешке, чтобы как можно скорее обеспечить жильем обитателей центра Гамбурга, ставших бездомными в результате бомбежек.
Фабель припарковал машину на противоположной стороне улицы. Анна подошла к ряду вилл, и Фабель понял, что все они, за исключением виллы учителя, перестроены в двух- и трехквартирные коттеджи. Жилье Фендриха отличалось ка-кой-то печальной запущенностью, а небольшой сад перед ним был совершенно неухожен, и прохожие не стеснялись бросать в заросли разный мусор.
Поднимаясь с Анной по каменным ступеням к дверям, Фабель положил руку на плечо девушки и глазами показал на два небольших, похожих на бойницы окна у основания стены. За беспорядочно разросшимися кустами окна были едва видны, но все же Фабель сумел рассмотреть за мутными стеклами решетки из толстых металлических прутьев.
— Подвал… — сказала Анна.
— Да, здесь можно держать кого-то «под землей»…
Они поднялись по ступеням, и Фабель нажал на фарфоровую кнопку старинного звонка. Откуда-то из глубины дома до них донесся мелодичный звон.
— Ты, Анна, будешь вести беседу. Я стану задавать вопросы, если почувствую, что надо узнать что-то дополнительно.
Дверь открылась. По мнению Фабеля, Фендрих выглядел скорее на пятьдесят, а вовсе не на сорок лет. Учитель оказался высок и тощ, а кожа на его лице имела сероватый оттенок. У него был высокий лоб и тусклые светлые волосы — настолько редкие, что было видно, как поблескивает кожа черепа в свете висевшей под высоким потолком прихожей лампы. Он с равнодушным любопытством посмотрел на Фабеля, перевел взгляд на Анну, а затем снова на Фабеля.
— Криминальная полиция Гамбурга, герр Фендрих, — произнесла Анна, демонстрируя ему металлический значок овальной формы. — Мы могли бы поговорить?
Лицо учителя стало вдруг похоже на каменную маску.
— В чем дело? — спросил он.
— Мы из Комиссии по расследованию убийств, герр Фендрих. Позавчера на берегу реки в Бланкенезе было найдено тело молодой девушки…
— Паула? — прервал ее Фендрих. — Это была Паула?
Выражение его лица снова изменилось, но понять, какие эмоции его обуревают, было трудно. Однако Фабель заметил на лице учителя чувство, похожее на ужас. Так ему, во всяком случае, показалось.
— Может быть, нам лучше пройти в дом, герр Фендрих? — спокойно сказал Фабель.
Фендрих на какое-то мгновение растерялся, но потом неохотно отступил в сторону, чтобы пропустить визитеров. Заперев дверь, он указал на первую комнату слева от прихожей:
— Если не возражаете, то лучше пройти в мой кабинет.
Кабинет оказался очень большим, в нем царил беспорядок, а холодный свет пары люминесцентных ламп, совершенно не вязавшихся с лепным потолком, придавал помещению какой-то зловещий вид. Вдоль стен стояли книжные полки. Свободной оставалась лишь одна сторона с выходящим на улицу окном. Письменный стол из темного дерева стоял в самом центре кабинета. На столе в совершеннейшем беспорядке лежал и книги и бумаги. Здесь же находились системный блок компьютера, монитор и принтер с каскадом исчезающих где-то под столом кабелей и проводов. На полу под окном лежали сильно смахивающие на мешки с песком связки бумаг и журналов. Все это было похоже на хаос, но Фабель чувствовал, что это всего лишь хорошо организованный беспорядок, позволявший Фендриху быстро и без труда получить то, что ему в данный момент требовалось. Если бы все книги и бумаги стояли под индексами строго на своих местах, то для того, чтобы взять их, хозяину кабинета потребовалось бы гораздо больше времени. Обстановка в кабинете говорила о том, что именно здесь школьный учитель проводит большую часть своей унылой жизни. У Фабеля появилось острое желание обыскать весь большой дом, чтобы узнать, что происходит за пределами этого небольшого центра жизни.