— Думаю, что тебе пора домой, — сказал Фабель. — Ты первый день на службе и все такое…
— Я в полном порядке, — не очень уверенно ответил Вернер.
— Увидимся завтра, — сказал Фабель и, проводив коллегу взглядом, опять обратился лицом к доске.
Убийца утверждал, что народную мудрость Якоб Гримм почерпнул у Доротеи Фиманн и что с ним самим в прошлом произошло нечто подобное. Кто ввел его в мир фольклора? Кто познакомил его со сказками?
Фабель обежал взглядом размещенные на доске им самим фотографии Вайса, Ольсена и Фендриха. Старухи? Матери? Мамаша Вайса была весьма важной особой итальянского происхождения. О родителях Ольсена Фабель ничего не знал. Что касается Фендриха, то у него сохранялись самые близкие отношения с матерью вплоть до ее кончины. А умерла она незадолго до того, как начались убийства. Вайс и Ольсен к этому моменту, похоже, уже были вне подозрений, и оставался лишь Фендрих. Но если внимательнее вглядеться в Фендриха, то и здесь подозрения казались беспочвенными. Фабель еще раз обвел взглядом всю троицу. Эти трое отличались один от другого настолько, насколько было возможно. И, судя по всему, ни один из них не был тем человеком. Фабель знал, что теперь даже Анна Вольф разделяет эту точку зрения.
— Привет, Анна. Ты закончила с Ольсеном? — спросил он.
Анна в ответ нетерпеливо кивнула; в руке она держала фотографию последней жертвы — Бернда Унгерера.
— Обнаружилась связь, — сказала она напряженным голосом, стараясь скрыть возбуждение. — Ольсен узнал Унгерера. Он знает этого человека.
Ольсен все еще сидел за столом в комнате для допросов, но его манера поведения и даже поза претерпели заметные изменения. Он был преисполнен энергии и держался чуть ли не агрессивно. Его адвокат, напротив, был гораздо менее бодр, что вполне понятно, ведь им пришлось почти четыре часа иметь дело с этой настырной крошкой Анной Вольф.
— Вы, надеюсь, понимаете, герр криминальгаупткомиссар, что, помогая вам в расследовании, мой клиент рискует еще больше ухудшить свое положение?
Фабель нетерпеливо кивнул и сказал:
— Я всего лишь хочу услышать от вашего клиента о его отношениях с герром Унгерером.
— У меня не было никаких отношений с Унгерером, — ответил Ольсен. — Я видел его пару раз. Он был торговцем. Подобострастный и скользкий говнюк.
— Где вы его видели? — спросила Анна.
— В «Пекарне Альбертус». Он торговал жутко продвинутым итальянским оборудованием для выпечки. Самое модерновое дерьмо. Этот тип несколько месяцев обхаживал Маркуса Шиллера, пытаясь убедить его закупить новые духовые шкафы. Он и Шиллер снюхались как надо. Парочка вонючих ублюдков. Унгерер таскал Шиллера на дорогущие обеды и все такое прочее. Но парень ставил не на ту лошадку. Последнее слово оставалось за женой Шиллера, у нее были все бабки и, насколько я смог увидеть, настоящие яйца.
— Скажите максимально точно, когда и где вы его видели?
— Я видел его пару раз, когда заезжал в пекарню за Ханной.
— Но мне кажется, что вы располагаете весьма подробной информацией о герре Унгерере. Что весьма странно, если вы видели его лишь мельком.
— Мне о нем рассказывала Ханна. Он раздевал ее взглядом каждый раз, когда появлялся в заведении. Парень был женат и все такое, но все знали, что он бегает за каждой юбкой. Ханна называла его развратником.
— И вы никогда с ним не разговаривали?
— Нет. Конечно, мне жуть как хотелось сказать ему пару ласковых… если вы понимаете, о чем я. На Ханна велела мне оставить его в покое Тем более что она уже пожаловалась на Унгерера своему боссу.
— И Ханна не имела с ним никаких контактов за пределами пекарни?
— Нет. Она сказала, что ей становится страшно, когда он на нее пялится. Но я, клянусь всеми святыми, не видел никакой разницы между Маркусом Шиллером и Унгерером. Они оба — скользкие уроды. Но Ханна, как я догадываюсь, разницу видела.
Фабель, доверив ведение допроса Анне, сидел, откинувшись на спинку стула.
— Питер, вы — то общее звено, которое связывает три из пяти жертв… — Он порылся в фотографиях и выложил перед Ольсеном снимки Паулы Элерс, Марты Шмидт и Лауры фон Клостерштадт. — Скажите, эти фотографии вам что-то говорят? Или хотя бы одна из них? — спросил Фабель, называя имена изображенных на фото женщин.
— Я знаю только модель. Вернее, знаю о ней. Она знаменита и все такое… Но остальных — нет, не знаю и не слышал.
Фабель внимательно следил за выражением лица Ольсена, когда тот говорил. Парень либо говорит правду, либо он талантливый лжец, думал он. Последнее, впрочем, маловероятно, ведь до сих пор Ольсен ничем не проявил своих актерских способностей.
Фабель остался в комнате, предоставив возможность Анне продолжать допрос. Итак, между убийствами существует связь, по крайней мере между тремя она прослеживается довольно четко и в этом направлении можно работать. Его угнетало и выводило из себя то, что на этом связь обрывалась. Если удастся найти звено, связывающее воедино все преступления, они смогут выйти на преступника.
Затем Фабель позвонил матери. Поговорив с ней пару минут, он попросил подозвать к телефону Сусанну. Когда та взяла трубку, Фабель сказал, что переправил для нее письмо в Институт судебной медицины, но ему хотелось бы услышать от нее, что она думает в связи с упоминанием в нем о Доротее Фиманн и подписи «твой сказочный брат». Чтобы Сусанне было понятнее, он посвятил ее в то, что сказал по этому поводу Вайс.
— Это может означать, что в прошлом убийцы доминирующую роль играла мать или другая немолодая женщина. Упоминание о «сказочном брате» говорит о том, что какой-то брат занимал большое место в его жизни и теперь он переносит свои чувства к брату на Вайса. Вернувшись в среду, я сразу займусь письмом, но не думаю, что смогу выжать из него что-то еще. С тобой все в порядке? — немного помолчав, спросила она. — У тебя очень усталый голос.
— Это всего лишь результат напряга и недостатка сна. А как ты? Как тебе нравится пребывание у моей мамы?
— Твоя мама — замечательный человек. А мы с Габи наконец-то по-настоящему узнали друг друга. Но я без тебя скучаю.
Фабель улыбнулся, ему нравилось, что кто-то без него скучает.
— Мне, Сусанна, без тебя тоже плохо. Итак, до среды…
Фабель положил трубку и повернулся к Анне, которая ухмылялась с таким видом, словно хотела за него закончить: «…любимая». Начальник проигнорировал ухмылку подчиненной.
— Анна… — начал он несколько неуверенно, словно еще не до конца успел сформулировать вопрос. — Анна, тебе известно, что мать Фендриха умерла?
— Да.
— Как ты это узнала?
— Хмм… Да он сам мне об этом сказал. Формальной проверки я не проводила. С какой стати он стал бы мне врать? — Анна замолчала, словно переваривая свои собственные слова. Затем в ее усталых глазах мелькнула живая искра, и она коротко бросила: — Я проверю, шеф.