— Он ответил? — Элен прожигала Тургута взглядом.
— Да, однако не из Оксфорда. Он перешел в американский университет — ваш университет, хотя я не вспомнил об этом при первом нашем разговоре, так что письмо переслали ему туда, и спустя долгое время я получил ответ. Он писал, что сожалеет, но, не имея никаких сведений об упомянутом мною архиве, ничем не может мне помочь. Я покажу вам письмо, когда вы пойдете ко мне обедать. Оно у меня дома. Пришло перед самой войной.
— Как странно, — пробормотал я, — не могу понять…
— Это еще не самое странное, — встревожено заметил Тургут и, обернувшись к столу, коснулся пальцем имени Росси на обрывке пергамента.
Я снова всмотрелся в записанные после имени слова. Несомненная латынь, однако мои знания латыни ограничивались программой двух первых курсов колледжа и никогда не блистали, а теперь и вовсе заржавели.
— Что там написано? Вы читаете на латыни? К моему облегчению, Тургут кивнул:
— Тут говорится: «Бартоломео Росси, дух… или призрак… в амфоре».
В мыслях у меня взметнулся вихрь.
— Но это название мне знакомо! Кажется… нет, точно, так называлась статья, над которой он работает… — я осекся, — работал весной. Он показывал мне ее месяц назад. Об античной трагедии и предметах, которые использовались в греческих театрах как реквизит. — Элен пристально глядела на меня. — Да-да, я уверен, его последняя работа.
— Очень, очень странно, — проговорил Тургут, и я услышал в его голосе явственную ноту страха. — Я много раз просматривал список, и никогда не видел последней графы. Кто-то вписал сюда имя Росси.
Я задыхался:
— Узнайте, кто это был. Надо узнать, кто мог поработать над документами. Когда вы были здесь в последний раз?
— Недели три назад, — мрачно ответил Тургут. — Подождите, пожалуйста. Для начала спрошу мистера Эрозана. Не двигайтесь. — Но едва он поднялся, внимательный библиотекарь заметил его движение и подошел сам. Они перекинулись несколькими словами.
— Что он говорит? — спросил я.
— Ну почему он не сказал раньше?! — простонал Тургут. — Вчера приходил человек, брал коробку.
Он снова спросил о чем-то своего друга, и мистер Эрозан в ответ указал на дверь.
— Тот человек, — перевел Тургут, оборачиваясь в ту же сторону. — Он говорит, тот человек, который только что заходил, с которым он разговаривал.
Мы, ахнув, обернулись, но было поздно. Седобородый человек в белой шапочке исчез».
Барли рылся в своем бумажнике.
— Придется разменять все, что есть, — уныло сказал он. — Деньги, которые дал мастер Джеймс, и еще несколько фунтов из моих карманных.
— У меня тоже есть, — сказала я. — В Амстердаме захватила. Куплю билеты и, думаю, хватит еще, чтобы заплатить за еду и постель, хотя бы на пару дней.
В глубине души я сомневалась, сумею ли прокормить Барли. Я никак не могла понять, как можно столько есть и оставаться таким тощим. Я тоже не была толстушкой, но и скорость, с какой Барли умял два сэндвича, была мне недоступна. Проблема питания занимала меня, пока мы не подошли к окошку обмена, где девушка в синем свитерке оглядела нас с головы до ног. Барли с пулеметной скоростью стал расспрашивать ее о валютных курсах, и через минуту она подняла трубку телефона.
— Что она делает? — испуганным шепотом спросила я. Барли удивленно оглянулся:
— Уточняет зачем-то курс. Не знаю. А что?
Я сама не знала, что. Может быть, меня заразил тон отцовских писем, но все вокруг казалось мне подозрительным, будто за мной следили невидимые глаза.
«Тургут, больше моего сохранивший присутствие духа, бросился к двери и скрылся в маленькой прихожей. Через несколько секунд он вернулся, качая головой.
— Ушел, — тяжко уронил он. — На улице его нет. Затерялся в толпе.
Библиотекарь виновато проговорил что-то, и Тургут коротко ответил ему, потом снова обернулся к нам.
— У вас есть основания думать, что за вами следят?
— Следят? — У меня были все основания думать так, но я понятия не имел, кто может этим заниматься.
Под пронзительным взглядом Тургута мне вспомнилась вчерашняя цыганка.
— Мой друг библиотекарь говорит, что тот человек хотел снова получить наши документы и очень рассердился, узнав, что они уже выданы. Он говорит, тот человек говорил по-турецки как иностранец. Вот почему я спросил, не следят ли за вами. Давайте уйдем отсюда, друзья мои, но будем начеку. Я попрошу своего друга сторожить документы и взять на заметку всякого, кто придет за ними. Если тот человек вернется, он постарается узнать его имя. Может быть, он вернется скорее, если нас здесь не будет.
— Но как же карты! — Я боялся оставить в коробке драгоценные документы.
И ведь мы так ничего и не добились. Своими глазами убедились в их существовании, но ни на шаг не приблизились к разгадке.
Тургут обернулся к мистеру Эрозану, и они обменялись понимающими улыбками.
— Не беспокойтесь, профессор, — сказал мне Тургут, — я собственноручно скопировал все документы, и копии хранятся у меня в доме. Кроме того, мой друг не допустит, чтобы с оригиналами что-нибудь случилось. Поверьте мне.
Я и сам хотел ему верить. Элен испытующе оглядела обоих новых знакомых, и мне оставалось только гадать, что она в них увидела.
— Ладно, — согласился я.
— Так идемте, друзья мои. — Тургут начал собирать бумаги, касаясь их с такой нежностью, что большего нельзя было и пожелать. — Кажется, нам многое нужно обсудить наедине. Я отведу вас к себе, и там мы будем говорить. Там я покажу вам и некоторые материалы из моего собрания. Но не будем говорить о нашем деле на улицах. Уйдем как можно заметнее и, — он кивнул на библиотекаря, — оставим лучшего из наших генералов защищать ворота.
Мистер Эрозан пожал всем нам руки, тщательно запер коробку и вместе с ней скрылся за книжными стеллажами в конце зала. Я проводил его взглядом и невольно вздохнул. Меня не покидало чувство, что в коробке скрывался ключ к спасению Росси, словно, спаси господь, сам Росси был похоронен в ней — а мы не сумели спасти его.
Мы покинули здание, нарочно задержавшись на несколько минут на крыльце под предлогом разговора. Нервы у меня были натянуты как струна, а лицо Элен бледно как никогда, но Тургут держался спокойно.
— Он где-то выжидает, — тихо заметил наш спутник. — Гаденыш не пропустит нашего выхода.
Он предложил Элен опереться на его руку, и она согласилась куда охотнее, чем я ожидал, после чего мы втроем спустились на забитую толпой улицу. Было время первого завтрака, и ароматы жареного мяса и горячих лепешек смешивались с темным дымом горящих углей, похожим на гарь дизельного мотора. Тот запах до сих пор иногда без предупреждения настигает меня, принося с собой память обо всем мире Востока. Что бы ни случилось дальше, думалось мне, все будет загадочно, как сам этот город: я вглядывался в лица прохожих, в иглы минаретов над каждой улочкой, в древние купола над смоковницами, под которыми скрывались таинственные боги, — все вокруг было загадкой. И величайшая из всех загадок лежала тяжестью у меня на сердце: где Росси? Здесь, в этом городе, или далеко отсюда? Жив ли он, или мертв, или ни то и ни другое?»