— Ни отпечатков, ни волос, ни пота, ни слюны, ни царапин, однако я бы не сказала, что «совсем ничего», — ответила она, снова проигнорировав тон его вопроса. — Часть переплета на спинке стула была заменена, а именно — все горизонтальные перетяжки.
— Вы же сказали, что стул никогда не использовался.
— Нет следов использования, но переплет однозначно был изменен.
— Предположительно по какой причине?
Гурни хотел было выдвинуть предположение, но Хардвик заговорил первым:
— Такие стулья обычно перетягивают полосками двух цветов — белый и синий, белый и зеленый, что-нибудь такое. Может быть, он не хотел, чтобы стул был цветным.
Родригес поморщился, как будто проглотил что-то горькое.
— Продолжайте, сержант Вигг. Нам еще многое надо успеть до обеда.
— Улика вторая: семь бычков от сигарет «Мальборо», также без каких-либо следов.
Клайн наклонился вперед:
— То есть нет следов слюны? Отпечатков пальцев? Следов жира от пальцев?
— Ничего.
— Разве это не странно?
— Очень странно. Улика третья: фрагмент разбитой бутылки из-под виски марки «Четыре розы».
— Фрагмент?
— Приблизительно полбутылки было найдено целиком. Если считать также все найденные осколки, то всего получается чуть меньше, чем две трети целой бутылки.
— Без отпечатков? — предположил Родригес.
— Отпечатков нет, что нас в общем-то уже не удивляет после их отсутствия на стуле и бычках. Была также найдена одна субстанция помимо крови жертвы — незначительное количество моющего средства в трещине вдоль отбитой части стекла.
— И о чем это говорит? — спросил Родригес.
— Присутствие моющего средства и нехватка осколков позволяет предположить, что бутылку разбили где-то еще и помыли перед тем, как принести на место убийства.
— Значит, нанесение колотых ран было таким же заранее обдуманным действием, как и выстрел?
— Похоже на то. Я продолжу?
— Прошу, — сказал Родригес таким тоном, что это прозвучало как грубость.
— Улика четвертая: одежда жертвы, включая нижнее белье, халат и мокасины, вся запачкана его кровью. На халате найдено три посторонних волоса, возможно принадлежащих супруге жертвы, но это еще выясняется. Улика пятая: образцы крови, взятые с земли вокруг тела. Окончательных результатов из лаборатории еще нет, но пока вся найденная кровь принадлежит жертве. Улика шестая: осколки стекла с плиты под шеей жертвы. Это подтверждает вывод, сделанный на основании вскрытия, что четыре колотых раны от бутылочного стекла прошли насквозь через шею и что жертва лежала на земле в момент их нанесения.
Клайн сидел сощурившись, как будто солнце било ему в глаза.
— У меня складывается впечатление, что кто-то совершил крайне жестокое убийство со стрельбой и колотыми ранами — четырнадцать колотых ран, местами нанесенных с жуткой силой! — однако убийца умудрился сделать это, не оставив после себя никаких ненамеренных следов.
Один из близнецов впервые подал голос, и голос этот оказался удивительно высоким для человека с таким мужественным телосложением.
— А как же садовый стул, бутылка, следы и ботинки?
Клайн нетерпеливо повел бровью:
— Я говорю о ненамеренных уликах. А все перечисленное как будто оставлено нарочно.
Полицейский пожал на это плечами, как человек, не разбирающийся в таких тонкостях.
— Улика номер семь разделяется на подпункты, — сказал бесполый голос сержанта Вигг (однако бесполость не равна асексуальности, подумал Гурни, рассматривая необычный разрез глаз и красивую форму губ). — Улика номер семь состоит из сообщений, полученных жертвой и, вероятно, имеющих отношение к убийству. Сюда входит записка, найденная на теле жертвы.
— У меня есть копии этих сообщений, — заявил Родригес. — Я их предоставлю, когда будет подходящий момент.
Клайн спросил у Вигг:
— А что вы ищете на этих записках?
— Отпечатки пальцев, оттиски на бумаге…
— Вы имеете в виду оттиск ручки от предыдущих страниц в блокноте?
— Да. Мы также делаем анализ чернил с рукописных записок и идентификацию принтера по письму, напечатанному на компьютере, — последнее было получено перед убийством.
— Наши эксперты также проанализируют почерк, словарный запас и синтаксис, — вмешался Хардвик. — Кроме того, мы проведем исследование фонограммы телефонного разговора, записанного жертвой. У Вигг уже есть предварительное заключение, мы сегодня его рассмотрим.
— Мы также займемся ботинками, найденными сегодня, как только они попадут в лабораторию. И это на данный момент все, — сообщила Вигг, нажимая кнопку на компьютере. — Есть вопросы?
— У меня есть один, — сказал Родригес. — Поскольку мы договорились о перечислении улик в порядке важности, почему вы назвали садовый стул первым?
— Это просто мое ощущение, сэр. Мы не знаем наверняка, какое значение имеют отдельные улики, пока они не сложатся в цельную картину. Невозможно сказать…
— Однако вы назвали стул первым, — перебил ее Родригес. — Вот я и спрашиваю: почему?
— Он как будто иллюстрирует самую поразительную черту этого дела.
— Это вы о чем?
— О продуманности, — спокойно ответила Вигг.
Гурни подумал, что у нее удивительная способность отвечать на допрос капитана так, будто это бесстрастные вопросы на бумаге, лишенные высокомерного выражения лица и оскорбительного тона. Было что-то удивительное в отсутствии эмоциональной вовлеченности, в способности не реагировать на провокации. И это притягивало к ней внимание. Гурни заметил, что все, кто сидел за столом, за исключением Родригеса, непроизвольно подались вперед, слушая ее.
Она продолжила:
— Дело не только в продуманности, но и в том, как странно все это было придумано. Принести на место преступления садовый стул. Выкурить семь сигарет, не касаясь их губами и пальцами. Разбить бутылку, помыть ее и принести с собой, чтобы нанести ранения мертвому телу. Уж не говоря про загадочные следы и исчезновение преступника в лесу. Просто какой-то гений убийства. Он не просто принес садовый стул, но поменял часть переплета на нем. Зачем?
Потому что хотел, чтобы стул целиком был белым? Чтобы его было не так видно на снегу? Или потому, что его было бы не так видно на фоне белого костюма, в который, возможно, он был одет? Но если ему было так важно не выделяться, зачем он сидел на этом стуле и курил сигареты? Я пока не могу это никак подтвердить, но я бы не удивилась, если бы стул оказался ключом к разгадке всего преступления.
Родригес покачал головой:
— Ключом к разгадке этого преступления может быть только полицейская дисциплина, соблюдение процедуры и своевременная коммуникация.