До его ушей стала долетать иностранная речь — польская, чешская, испанская, португальская, французская. Какой-то молодой смуглый джентльмен в цивильном костюме то и дело с легкостью переходил в разговоре с безупречного английского на безупречный арабский.
Через полчаса в библиотеке было уже не протолкнуться. Здесь собралось около шестидесяти гостей и примерно столько же, судя по шуму, толпилось в вестибюле.
— Интересно?
Роберт обернулся и увидел перед собой высоченного мужчину с чуть посеребренными сединой аккуратными бачками, в военной форме. Он держал под руку пышногрудую шатенку, которая улыбалась так приветливо, что можно было подумать, будто они с Робертом старые друзья. Он сделал над собой усилие, пытаясь вспомнить, где прежде мог видеть этих двоих.
— Привет, — проговорил Роберт, выигрывая время.
— Черный всадник, появись! — со смехом воскликнула женщина, видя, что их не узнают. — Господи, Роберт, да неужели ж не признал?! Это же храбрый рыцарь, а я дама его сердца! Помнишь, как ты здорово обставил нас со «всепобеждающей любовью»?
— Боже!
Но им так и не дали наговориться всласть — раздался гонг и зычный голос пригласил всех собравшихся в сад рассаживаться по местам.
Нью-Йорк,
30 августа 2004 года
Роберт сошел с автобуса около Медисон-сквер-парка. Прямо перед ним возвышался знаменитый «Утюг», [29] направленный своим треугольным клином в сторону севера. Он прошел на угол парка до статуи Уильяма Сьюарда — человека, купившего для Америки Аляску. Говорили, что реальный Стюард был невысокого роста и нимало не походил на долговязого парня, увековеченного в камне на Медисон-сквер. Но скульптор, которому не выплатили весь причитавшийся гонорар, в последний момент «схалтурил» — использовал торс высокого Авраама Линкольна, фигуру которого ваял для другого проекта, и просто приклеил к нему голову Сьюарда. Конечно, Роберту, как журналисту, ничего не стоило проверить эту версию, но он никогда этого не делал — уж больно красива. Он был бы сильно раздосадован, если бы она не подтвердилась.
Пройдя мимо «Утюга», он свернул направо. Прямо перед ним — примерно в десяти кварталах к северу, — за деревьями, высился знаменитый Эмпайр-стейт-билдинг. Через минуту Роберт приблизился к еще одному памятнику, мемориалу павшим в Первой мировой войне. Он представлял собой флагшток, воткнутый в каменный фундамент, на котором была вырезана пятиконечная звезда и красовалась надпись: «Вечная память».
— Что ж, — пробормотал он вслух. — Вчера был куб, а сегодня пентаграмма. Если так пойдет и дальше, завтра я наткнусь на звезду Давида, а послезавтра?..
Числа и геометрические фигуры, которые все чаще и чаще попадались ему на Пути, определенно несли в себе какую-то смысловую нагрузку, которую он пока был не в силах постичь до конца. Сначала ему попался круг, затем рыбий пузырь, потом он оказался в царстве треугольников, после чего наткнулся на куб. Каждое новое испытание добавляло новую грань к таинственным фигурам, с которыми ему приходилось иметь дело. Может быть, это символизировало его духовный рост, процесс накопления опыта и тайных знаний?..
Любопытно. Надо будет спросить Хораса, когда представится случай. А пока… Пока надо сосредоточиться на очередном задании. Новых подсказок все не было. Он отвернул от парка на запад и медленно двинулся вперед, внимательно осматриваясь по сторонам в поисках чего-то, что привлекло бы его внимание. И в какой-то момент взгляд его наткнулся на то, что он видел прежде много раз, но все мельком, мимоходом: прямо посреди проезжей части на пересечении Бродвея и Пятой авеню, на небольшом пешеходном островке, высился небольшой обелиск.
Роберт вдруг вздрогнул и покачнулся. Ему представилось, что город вдруг завертелся со все увеличивавшейся скоростью, словно сам был его осью. Красная линия пролегла по Манхэттену от Ист-Виллиджа до Уэст-Виллиджа. Она коснулась ржавого питьевого фонтанчика, от которого он недавно ушел, пронзила пятиконечную звезду на военном мемориале и протянулась куда-то дальше. Куда же? Похоже, в район Челси.
Наваждение схлынуло так же внезапно, как и обрушилось на него. Роберт чувствовал себя рыбой, выброшенной из воды. Он жадно хватал ртом воздух и пытался справиться с охватившим его головокружением. Наконец ему удалось прийти в себя и отдышаться. Господи, что это было? Что за жуткое видение?
Не чувствуя под собой ног, он приблизился к обелиску, чтобы получше его рассмотреть. Ему сразу вспомнился другой обелиск, который он отыскал на кладбище у часовни Святого Павла. То была фальшивая могила и место, где он нашел самый первый ключ.
На сей раз могила оказалась самой настоящей. Он прочитал мемориальную табличку:
Под этим камнем упокоился дух Уильяма Дженкинса Уорта, рожденного в Нью-Йорке 1 марта 1794 года и почившего в Техасе 7 мая 1849 года.
Обелиск был со всех сторон окружен резной чугунной оградкой, сложенной из стилизованных сабель. Памятник был воздвигнут в 1857 году, и у основания его Роберт также отыскал пятиконечную звезду.
Он вдруг почувствовал, как в нем начало закипать глухое раздражение на Адама. Боже, как же надоело возиться с этими загадками! И каким чудовищем надо быть, чтобы все это изобрести, запустить в этот дьявольский лабиринт своего друга и получать удовольствие, глядя, как тот мечется из угла в угол, не понимая, где выход…
Вот он только доберется до Адама, тогда уж поговорит с ним хорошенько!
Адам был одновременно и другом и врагом. Сколько времени Роберт сможет сопротивляться чужой воле, которая ломится в его сознание с неослабевающей силой и пытается подчинить его себе? День? Или два? А что потом? Удастся ли спасти Адама, если он, Роберт, поторопится? И права ли была Терри, когда обронила, что Адам до сих пор любит Кэтрин? Что ему, Роберту, тогда с ними делать?
Он чувствовал, что, спасая Адама, он также сможет спасти Кэтрин и даже Терри. Ему было ужасно жаль бедную девочку. Ей сейчас было страшно, она осталась одна со своими страхами. Может быть, она перестала контролировать свою жизнь и теперь зависела от других. На мгновение Роберт представил ее лицо, залитое слезами, и глаза, молившие о защите.
Терри что-то явно скрывала от него, что-то недоговаривала. Но что именно? Роберт попытался мысленно достучаться до ее сознания, обыскать его. Он даже не удивился, что предпринял эту попытку: Роберт знал, что обрел в последние дни совершенно новые возможности, но пока не умел справиться с ними, подчинить себе. Просто играл с ними, как ребенок с новой игрушкой.
«…Это вторая ступень твоей лестницы. Такую форму принимает клетка в момент деления. Это символ акта создания. Одна сущность порождает две сущности, которые разделяются и начинают существовать независимо друг от друга. Обрати внимание на эти два овала. Что они тебе напоминают? Мне — вход в церковь. И еще — вход в женщину. И это не случайно…»