— Мы точно знаем, что стало причиной смерти. Радиационный некроз.
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Мы еще не завершили анализ основной причины. — Джилл внимательно взглянула на него: — Не говорите мне, что вы ее уже нашли.
— Послушайте, пациент, проходивший по исследовательской программе, финансируемой из федеральных источников, получил тяжелейшее осложнение и умер от радиационного некроза. Я обязан известить нашу собственную наблюдательную комиссию, а также куратора проекта. А уж его обязанность — сообщить Комиссии по наблюдению за безопасностью компьютерных данных. Тут и спорить не о чем. — Тайлер проговорил все это убежденным тоном, не допускающим возражений. Не успела она хоть что-то сказать, как он добавил: — Что НИЗ собирается сделать с этой информацией, это их дело. У них есть выбор. Они могут приостановить проект, пока комитет ОКАУЗ не примет решения о его продолжении или окончательном закрытии. Я ничуть не сомневаюсь, что речь идет о достаточно сложной проблеме, чтобы заставить их серьезно задуматься о возможности приостановить проект.
Джилл откашлялась и выпрямилась в кресле.
— Я вовсе не хотела сказать, что вы поступили неправильно. Видимо, я все еще не оправилась от шока, потому что ваш пациент умер.
— Есть еще кое-что. Я говорил с Джимом Дэем, местным инженером «Мед-индекса». По его словам, нет абсолютно никаких доказательств того, что кто-то проник в компьютерное поле и копался в данных. Фактически он утверждает, что пациент получил дозу радиации, введенную в компьютер, не больше и не меньше. Когда я говорил с Ником Барбером, я заодно попросил его проверить записи. Они совпадают с моими. Десять грей. Я еще мог бы допустить, пусть и с большой натяжкой, что один из нас сделал опечатку. Но чтобы оба? Ни единого шанса. Более того, компьютер должен был бы опротестовать дозу в двести грей. Поскольку это немыслимая доза, ее невозможно было бы ввести без специального подтверждения, вмешательства лечащего врача. Но ведь ничего подобного тоже не было! Короче, есть только одно объяснение: кто-то изменил значение дозы после того, как она была введена в компьютер.
Джилл склонила голову вправо.
— А Джим Дэй утверждает, что это невозможно?
— Совершенно верно.
— Значит, то, что вы говорите, правда. Доза была изменена. Весь вопрос — как?
— Что вы знаете о компьютерах?
Она задумалась и ответила не сразу.
— Все мое знание сводится к тому, что я умею их включать и выключать. И еще пользоваться электронной почтой.
— Что ж, по-моему, единственный ответ — это хакер.
— Но вот этого я как раз и не понимаю, — продолжала Джилл. — Вы же только что сказали, что, по словам Дэя, такое исключено.
— Послушайте, я тоже не эксперт в этой области, но кое-что все-таки знаю. Знаю, например, что хороший хакер может влезть практически в любую систему, подключенную к внешнему телефону или выделенной линии. Если система принимает внешнее подсоединение, значит, она уязвима для вторжения. А все, кому известно о «Мед-индексе», знают, что система разрекламирована как неуязвимая. Господи Боже, да одно такое заявление… Стоит сказать, что вашу систему невозможно «расколоть»… Раструбить об этом по всему миру… Да это прямое приглашение любому уважающему себя хакеру! Стоит это сделать, и — можете не сомневаться! — взломщики тут как тут.
— Но каким образом кто-то мог изменить запись и не оставить никаких следов?
— Это требует усилий, — кивнул Тайлер, — но, очевидно, здесь нет ничего невозможного, потому что таково единственное логичное объяснение случившегося.
— Но вы же только что сказали, что, по словам Дэя, это невозможно, — повторила Джилл.
— Вы знаете, что такое «исходный код»?
— Нет.
— Это первоначальная программа, написанная на одном из языков программирования. Стоит только получить копию исходного кода, и вы сможете придумать целую кучу способов обойти защиту. Знаете, что такое «лазейка»? По отношению к компьютерным программам, а не к налоговому законодательству, — пояснил Тайлер.
— Нет. А вы откуда все это знаете?
— У меня в колледже был сосед по комнате, он писал программы компьютерных игр. Он мне говорил, как программисты оставляют в программах «лазейки», чтобы облегчить себе доступ в дальнейшем. Идея состоит в следующем: если вы редактируете сложную систему, избавляете ее от погрешностей — багов, вам нужен прямой доступ в самые продвинутые сегменты программы, чтобы не проходить каждый раз через все предварительные шаги. Окончив работу, программисты обычно не убирают «лазейки» на случай, если им вдруг опять понадобится войти в программу, еще что-то подправить, еще какой-то дефект устранить. Возможно, то же самое произошло с таким сложным продуктом, как наша программа ЭМЗ.
— Вы хотите сказать, что если бы хакер знал об этих «лазейках» и имел исходный код, он мог бы менять поле данных, не оставляя следов? — нахмурилась Джилл.
— Да. А что, есть другое объяснение?
Она перестала делать пометки и принялась рассеянно постукивать ручкой «Монблан» по бумаге.
— Все это очень интересно, доктор Мэтьюс, но к чему вы клоните?
— Я всегда считал: если один человек не может дать ответ на ваш вопрос, обращайтесь к другому человеку. К вышестоящему. Возможно, нам следует обратиться к прямому начальству Дэя в «Мед-индексе». Посмотрим, вдруг они будут более восприимчивы к мысли о том, что их система проницаема.
Джилл положила ручку, постучала ногтями обоих больших пальцев по нижним зубам, явно обдумывая предложение нейрохирурга.
— Не знаю, права ли я, но вот что я думаю. Прежде чем обращаться в «Мед-индекс», почему бы не поговорить с нашим руководителем отдела информационных технологий? В конце концов, если мы имеем дело с проблемой компьютерной безопасности, наш ИТ-отдел тоже должен об этом знать. Мне кажется, такой подход политически более целесообразен. Если хотите, могу организовать встречу прямо сегодня.
Тайлеру такое предложение показалось толковым.
— Хорошо, позвоните ему.
Артур Бенсон наклонился вперед в кресле, проводя пальцами по седой пряди чуть левее «вдовьего мыска» на лбу. Другой рукой он прижимал к уху телефон.
— Мы не можем так рисковать, — проговорил он в трубку.
— И что ты предлагаешь? — спросил человек на другом конце провода.
За спиной у Бенсона, над сервантом, составляющим гарнитур с его письменным столом, висел портрет. Сквозь стекла круглых старомодных очков в роговой оправе глаза почтенного старца в костюме-тройке пронизывали всякого, кто бросал взгляд на портрет.
«Это же не ракетостроение, — подумал Бенсон. — Ничего похожего. Ну почему я должен объяснять по складам?»
— Вот как я это вижу, — заговорил он вслух. — У нас всего два выхода. Либо откупиться от сукина сына, либо избавиться от сукина сына. Причем я бы проголосовал за последний вариант.