— Умоляю, Гильом, не требуй, чтобы я нарушила слово, данное отцу. Пожалуйста, постарайся понять.
Он ухватил ее за плечи и встряхнул.
— Ты мне не скажешь? Не скажешь? — Он отрывисто, горько рассмеялся. — И подумать только, я вообразил, будто первый в твоем сердце. Каков глупец!
Элэйс хотела удержать мужа, но он вырвался и зашагал прочь сквозь толпу.
— Гильом, подожди!
— В чем дело?
Она развернулась и увидела перед собой отца.
— Мой муж обижен, что я отказалась ему довериться.
— Ты сказала, что это я запретил тебе говорить?
Хотела сказать, но он не в настроении слушать, Пеллетье ощерился:
— Он не вправе требовать, чтобы ты нарушила слово.
Элэйс твердо взглянула в лицо отцу. В ней нарастал гнев.
— Со всем почтением, paire, но он в полном праве требовать от меня и повиновения, и верности.
— Ты не нарушила верности, — нетерпеливо возразил Пеллетье. — Он остынет. Теперь не время и не место…
— Он такой вспыльчивый. Оскорбления глубоко ранят его.
— Как всех нас, — огрызнулся отец. — Все мы вспыльчивы. Однако не все позволяют чувствам возобладать над здравым смыслом. Хватит, Элэйс, забудь. Гильом здесь, чтобы служить своему сеньеру, а не для того, чтобы ссориться с женой. Ручаюсь, вернувшись в Каркассону, вы с ним быстро все уладите. — Отец поцеловал ее в макушку. — Дай ему остыть. А теперь приведи Тату. Приготовься к отъезду.
Она медленно побрела вслед за отцом к конюшням.
— Тебе бы поговорить обо всем с Орианой. По-моему, она должна кое-что знать о том, что со мной случилось.
Пеллетье махнул рукой.
— Ты несправедлива к сестре. Слишком долго я не замечал разлада между вами, в надежде, что все уладится само собой.
— Прости, paire, мне кажется, ты плохо ее знаешь.
Пеллетье пропустил слова дочери мимо ушей.
— Ты склонна слишком строго судить Ориану, Элэйс. Уверяю тебя, она взялась о тебе заботиться из лучших побуждений. Ты хотя бы спросила ее?
Элэйс покраснела.
— Вот именно. По лицу видно, что даже не подумала.
Отец помолчал.
— Вы же сестры, Элэйс. Ты должна лучше думать о ней.
Несправедливость упрека заставила ее возмущенно вспыхнуть:
— Ты думаешь, я?..
— Если у меня выдастся время, я поговорю с Орианой, — твердо заключил отец, давая понять, что разговор окончен.
Элэйс сдержалась. Она с детства была любимицей отца и понимала, что именно вина за отсутствие родительской любви заставляла его закрывать глаза на недостатки старшей дочери. От младшей он требовал куда большего.
Она пристроилась рядом с отцом и постаралась идти в ногу.
— Ты постараешься выяснить, кто забрал мерель? Разве не…
— Довольно, Элэйс. Ничего больше нельзя сделать, пока мы не вернемся в Каркассону. Пошли нам Господь быстрой и безопасной дороги домой! — Пеллетье остановился и обвел глазами двор. — А Безьеру да пошлет Он силы задержать их здесь.
Удаляясь от Тулузы, Элис чувствовала, как с каждой минутой улучшается настроение.
Дорога прямо, как стрела, прорезала желтые и зеленеющие поля. Мелькали посевы подсолнечников, склонивших головы от вечернего солнца. После гор и угрюмых долин Арьежа эта часть Франции казалась ручной и дружелюбной.
На вершинах холмов притулились деревушки. Отдельные домики, заслонившиеся от зноя ставнями и cloche-mur [65] с колоколами, чернеющими на фоне пыльного розоватого неба. Проезжая, Элис читала названия деревень и городков: Авиньонет, Кастельнодари, Сен-Папол, Брам, Мирпуа… — смакуя их на языке, как глоток вина. Перед ее мысленным взором вставали старинные мостовые и светлый камень стен, насквозь пропитанный тайнами прошлого.
Она въехала в департамент Од. Коричневый плакат возвещал: «Vous êtes en Pays Cathare». [66] Элис улыбнулась. Страна катаров. Она быстро поняла, что эти места жили не только настоящим, но и прошлым. Не только Фуа — и Тулуза, и Безье, и Каркасом: на городах Юго-Западной Франции лежала тень событий, случившихся здесь восемьсот лет назад. Книги, сувениры, открытки, видеофильмы — вся индустрия туризма выросла на их плечах. Вечерние тени все дальше протягивались к западу, словно каждый плакат указывал ей путь в Каркасон.
К девяти часам Элис проехала платный въезд и, следуя указателям, направилась к центру города. Пробираясь через серые промышленные окраины и парки брошенных машин, она ощущала в себе странную приподнятость, нетерпеливую и беспокойную радость. Она чувствовала, что уже близко.
Загорелся зеленый сигнал светофора, и Элис погнала машину дальше, вместе с потоком других огибая площади и переезжая мосты. Неожиданно впереди снова открылась сельская местность: обтрепанные придорожные кусты вдоль кольца автострады, некошеная трава и кривые деревца, протянувшие ветви по ветру.
Элис выехала на гребень холма и — вот оно!
Средневековая цитадель господствовала над округой и была еще величественнее, чем рисовалось Элис, — более вещественной, цельной, чем представлялась ей. Увиденная издалека на фоне зубчатого гребня далеких лиловых гор, крепость казалась волшебным городом, плывущим в небе. Элис влюбилась с первого взгляда.
Она свернула к обочине и вышла из машины. Сверху были видны два кольца укреплений: внутреннее и внешнее. Можно было найти взглядом собор и замок. Одна высокая прямоугольная башня — очень стройная и симметричная — поднималась над всеми другими строениями.
Цитадель стояла на вершине поросшего травой холма. Его склоны круто спускались к черепичным крышам тянувшихся понизу улочек. На равнине зеленели виноградники, фиговые и оливковые деревья, длинные гряды тяжелых, зрелых помидоров.
Элис не торопилась ехать дальше. Ей было страшно, что взгляд вблизи разрушит очарование, и она дождалась, пока село солнце и погасли все цвета. Неожиданная прохлада тронула мурашками ее голые плечи.
В памяти сами всплыли слова: «…вернулись к своему началу и с первого взгляда узнали место».
Впервые Элис поняла, что хотела сказать Элиот.
Юридическая консультация Поля Оти располагалась в Нижнем городе Каркасона.
Его практика за последние два года сильно разрослась, и адрес изменился соответственно преуспеванию. Здание из стекла и бетона, выстроенное по проекту известного архитектора. Элегантный, отгороженный стеной дворик, комнатный сад, отделяющий коридоры от деловых помещений. Все скромно и стильно.