— Не думаю.
— Ну и где же теперь проходят судебные разбирательства?
— Во временном помещении, — ответил он. — А если точнее, то в нескольких трейлерах.
— И где же они? — спросил я, оглядываясь по сторонам.
— Здесь ничего нет, и поэтому я ещё крепче верю, что они наконец добились того, чего так давно хотели. Им и в голову не пришло открыть здесь временное здание. Все судебные трейлеры, — фыркнул он, — торчат в Бель-Шассе. — Это, как вы понимаете, более подходящее место, временное, естественно.
Я нашёл временное помещение суда в Бель-Шассе, им оказались полдюжины трейлеров на парковке заброшенного торгового центра. На каждом трейлере было обозначено его предназначение: «Транспортный суд», «Суд по делам несовершеннолетних» и так далее. Когда я нашёл трейлер с архивами, судебный клерк — седовласая дама с ясными карими глазами, сообщила, что мне не повезло — все документы, связанные с «Судебно-медицинским учреждением Серного порта», погибли в огне.
— Мне сказали, что имеются компьютерные версии документов. По крайней мере за несколько лет. Мне надо всего лишь узнать имя адвоката, занимавшегося определённым делом.
— Электронный архив предполагалось создать, — насмешливо сказала дама. — Это даже начали делать, но система почему-то не заработала. Сейчас разрабатывается новая версия, а джентльмена, который проектировал первую, привлекли к суду.
— Понимаю…
— На электронных носителях мы храним документы всего за четыре месяца. Но вы, возможно, сумеете найти отчёт об интересующем вас деле в газетах. «Пенинсула газетт», издающаяся в Бель-Шассе, регулярно публикует материалы суда. Таково, насколько я понимаю, требование закона. Публика должна знать судебные решения.
Направляясь в редакцию газеты, я пытался установить те временные границы, в которых следовало вести поиск. Близнецов Рамирес похитили 4 мая 2001 года — примерно через две недели после освобождения Вермильона из психлечебницы. Ходатайство об освобождении было подано раньше. Возможно, значительно раньше.
Надо начать с последних чисел апреля и постепенно двигаться назад во времени. Нет более унылого занятия, чем работа в газетном морге. Но до встречи с Лестером Фладом мне, так или иначе, следовало убить три часа, и я решил не терять времени даром.
Но поначалу показалось, что сразу приступить к работе мне не удастся. Когда я подходил к редакции, какая-то юная особа с тёмными стоящими торчком волосами запирала дверь на ключ. На особе были коротенький топик, коротко обрезанные джинсы и шлёпанцы. На плече сотрудницы почтенного периодического издания красовалась татуировка в виде паука.
— Простите, — сказал я, — а во второй половине дня вы открыты?
Девушка склонила голову набок и, изучив меня от макушки до пяток, спросила:
— А зачем это вам? — Произнесено это было так, будто слово «зачем» имело ударение на каждом слоге. — Может, вы хотите дать объявление?
Я ответил, что хотел бы поработать в морге.
— Где?!
— В архиве газеты.
— О-о-о! Я слышала это слово, — постучала она кулачком по лбу. — Его однажды употребил папа. Но его сейчас нет. Он на рыбалке. А что вы ищете?
— Я ищу отчёт об одном иске. Архивы суда сгорели, и вы — моя последняя надежда.
— Это надо же! «Пенинсула газетт» ваша последняя надежда? Как жаль, что вас не слышит папа. — Она послала мне на удивление застенчивую и очень милую улыбку. — А я — Иезавель. Иезавель Хантон.
— Алекс Каллахан.
— Что же, мистер Каллахан, — потрясла она ключами, — я могла бы вас впустить, но мне, естественно, придётся побыть с вами. Сколько времени это может занять?
— Боюсь, что порядочно, — пожал я плечами.
— Хм…
— На четыре тридцать у меня назначена встреча.
Она покрутила кольцо на мизинце и решительно произнесла:
— Поскольку мне придётся сидеть в редакции, то будет справедливо, если вы оплатите потраченное на вас время. Вы согласны?
— Конечно.
— Итак, вы платите мне десять долларов в час. В противном случае я отправляюсь смотреть телевизор. Замётано?
— Замётано.
— И за это, — продолжила Иезавель, — я помогу вам в ваших поисках. У меня есть опыт в таких делах — поэтому я и стою десять баксов в час. Я рылась в судебном архиве для Пинки Штрайбера.
— Кто такой Пинки Штрайбер?
— Это частный детектив… Неужели вы о нём ничего не слышали?
— Увы, нет.
— Это же легендарная личность. Нет, правда. — Она протянула мне руку с выкрашенными в чёрный цвет ногтями (впрочем, краска уже успела наполовину облупиться). — Значит, замётано?
— Замётано, — подтвердил я, пожимая её ладонь.
Пока она вела меня наверх, я объяснил ей, что хочу найти.
— Мне нужно узнать имя адвоката Чарли Вермильона. Мне надо с ним… или с ней поговорить.
— Имя должно быть упомянуто в отчётах, хотя зачастую называется лишь юридическая фирма, которая вела дело. Я могу с ходу сэкономить вам время. Вам же наверняка неизвестно, что газета печатает сообщения о приговорах и исках только раз в неделю. По средам.
* * *
Иезавель нашла то, что нужно, в три часа сорок восемь минут пополудни.
— Би-и-инго!!! — возопила она и добавила все тем же восторженным тоном: — Ну и умница же я! Иезавель — ты умница! Итак, девятого дня января года от Рождества Христова двухтысячного. Дело номер четыре-девять-шесть-восемь-семь. Раздел А. Чарльз Джимми Вермильон против «Судебно-медицинского учреждения Серного порта». Отчёт представлен Фрэнсисом… — Она вдруг замолчала. — Вот дерьмо! Прошу прощения за выражение.
— Что там сказано?
— Материал поступил от Фрэнсиса Бержерона, — ответила она. — Фрэнки Бержерон. Надеюсь, что беседа с ним не является для вас вопросом жизни и смерти.
— Что это значит?
— Он мёртв. Вот что это значит. Автомобильная авария около Дез-Аллемана. Улетел в залив. Фрэнки был отчаянным и очень агрессивным водителем, и возможны два варианта на выбор: либо ему кто-то не уступил дорогу, что привело его в ярость, либо он слишком сильно гнал и не справился с управлением. Свидетелей аварии не нашлось. Эй, что с вами?
— Каждый раз, когда мне кажется, что я иду в нужном направлении, я снова оказываюсь в тупике, — огорчённо произнёс я.
— Что же, пусть Фрэнки помер, но Пинки всё время твердит, что к истине ведёт много путей.
— Другим путём был судебный архив.
— Ах да. Ведь мы были вашей последней надеждой.
— Может, отчёты сохранились на фирме, где работал Бержерон, — сказал я, обращаясь скорее к себе, чем к Иезавель. — Вы знаете, где он работал?