Схватив банкноту с ее ладони, тот повернулся и исчез в лабиринте проходов между стеллажами. Через минуту он вернулся.
— Джаклин родился третьего сентября тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Каталог рождений для всех районов Нью-Йорка с тысяча восемьсот девяносто восьмого по тысяча девятьсот сороковой год находится в шкафу номер четыре, сразу слева от входа. Начните поиск оттуда. В свидетельстве о рождении вы найдете имена родителей. Если мистер Джаклин родился в Нью-Йорке, вы обнаружите и сведения о них: в наших каталогах хранятся записи вплоть до тысяча восемьсот сорок седьмого года. Более ранние даты придется поискать по другим источникам.
— По другим источникам? — спросила Дженни.
— Да, по рукописным переписям населения, старым адресным книгам, больничным записям и тому подобному. Разумеется, это займет время. Много времени. Очень много времени. Вряд ли вы справитесь за сегодня.
Дженни огляделась. Теперь был занят только один аппарат для чтения микрофильмов. Краем глаза она заметила, как между стеллажами промелькнули какие-то серые тени. Было тихо, словно на кладбище, могилы которого она собиралась потревожить.
— А если вы?
— Что — я? — спросил служащий.
— Вы не можете мне помочь?
— Если я начну всем помогать, мне просто некогда будет работать.
Дженни бросила взгляд на газету.
— Я понимаю, вы очень заняты.
— Выше крыши.
— Я бы рассматривала это как одолжение.
— Одолжение? — Служащий хихикнул, словно давно уже не слышал такого слова.
Дженни положила на стойку еще одну двадцатку.
— Пожалуй, мне удастся выкроить для вас среди всех моих срочных дел несколько минут. — Служащий накрыл банкноту рукой, и Дженни подумала, что, наверное, он долго ждал момента, когда сможет показать этот фокус. Затем он протянул ей руку. — Стэнли Хочкисс.
— Дженни Пендлтон.
— Добро пожаловать в мой мир, Дженни.
Они легко отыскали Джеймса Джаклина. Он родился в больнице Ленокс-Хилл в 7:35 утра 3 сентября 1938 года. Родители — Гарольд и Ева Джаклин.
— Что вам известно о его отце?
— Не много, — ответила Дженни. — Кажется, он из Нью-Йорка и во время Второй мировой войны был крупной шишкой.
— Поищем в Сети. — Хочкисс исчез за стойкой. Через несколько минут он вернулся. — Родился в тысяча девятьсот первом году. Конгрессмен от Третьего района Нью-Йорка. Помощник военного министра. Служил в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности заместителем главы Комиссии сенатора Джозефа Маккарти. Гарольд Джаклин был самым настоящим нацистом. — Присев, Хочкисс вытащил нижний ящик под номером четыре из того же шкафа, нашел нужный микрофильм и ловко заправил его в ближайший аппарат. — Посмотрим здесь. Тысяча девятьсот первый год. Не совсем то. Вы уверены, что он родился в Нью-Йорке?
— Его семья наряду с Морганами, Асторами и Вандербильтами принадлежала к высшему свету Нью-Йорка. Уж если они не плоть от плоти Нью-Йорка, тогда кто?
— Ньюйоркцы до мозга костей, говорите? Где тут у нас тысяча девятьсот пятый год?
Еще десять минут и несколько подходов к аппарату для чтения микрофильмов, но поиск дальше не продвинулся.
— Не волнуйтесь, мы только разогреваемся, — усмехнулся Хочкисс.
Дженни присела рядом с ним около аппарата.
— А где еще могут быть записи?
— Перепись населения за тысяча девятьсот пятнадцатый год, — подумав, ответил Хочкисс.
— Ну и?.. — спросила Джении, улыбаясь больше от захватившего ее интереса, чем по обязанности. Хочкисс продолжал стоять как вкопанный. — Так давайте найдем эти материалы, — сказала она. — Сами же сказали, сейчас мы только разогреваемся.
— Простите, леди, но по вашему билету дальше дороги нет.
Дженни вручила ему последнюю двадцатку.
— Вот мой билет, — сказала она, придержав банкноту, которую Хочкисс уже с энтузиазмом тянул. — И билет этот до конечной станции.
Хочкисс выдернул банкноту.
— Договорились.
Вскочив, он театрально промаршировал за стеллажи и чуть погодя вернулся со стопкой фолиантов в изъеденных молью кожаных переплетах.
— Итак, в путь! — И Хочкисс с шумом опустил свою ношу на соседний стол. — Это материалы переписи населения. Имейте в виду, в девятьсот пятнадцатом году у них не было ни компьютеров, ни баз данных. Все делалось вручную.
Дженни открыла верхнюю книгу. Страница делилась на несколько колонок — имя и фамилия слева, потом улица, род занятий, пол, возраст и гражданство. Вверху страницы каллиграфическим почерком было выведено «По месту жительства».
— Нам здесь работы на всю ночь.
— Не обязательно, — возразил Хочкисс. — Мы же знаем, где жил Гарольд Джаклин, когда у него родился сын. Если повезет, то его отец проживал по тому же адресу.
С помощью Хочкисса Дженни отыскала книгу с фамилиями тех, кто в 1915 году жил на Парк-авеню. Список занимал три страницы. Напротив адреса: Парк-авеню, дом 55, который значился как место проживания Гарольда Джаклина и его сына Джеймса (свидетельство о рождении такое-то), уже выцветшими чернилами было аккуратно вписано другое имя — Эдмунд Пендлтон Джаклин. Родился 19 апреля 1845 года. В графе о роде занятий указывалось «банкир». Ниже шла запись о его жене, Юнис, и их детях — Гарольде, 14 лет, Эдмунде-мл., 12 лет, и Кэтрин, 8 лет.
— Пендлтон… Это же вы? — спросил Хочкисс.
Дженни кивнула.
— Тысяча восемьсот сорок пятый год, — заметил Хочкисс, покусывая губу. — Становится все интереснее и интереснее.
— Мне не нравится тон, с которым вы это говорите.
Стэнли Хочкисс бросил на нее обиженный взгляд:
— Я никогда не отступаюсь от своего слова. К тому же вам удалось меня заинтересовать. Ладно, тысяча восемьсот сорок пятый год. Что касается ведения архивных записей, то тогда было настоящее средневековье. Постоянных больниц не было, и проверить по больничным записям мы не можем. Все рождались дома.
— А свидетельства о рождении? Мы же знаем, когда родился Эдмунд Джаклин.
— Не пойдет. Городской каталог свидетельств о рождении доходит только до тысяча восемьсот сорок седьмого. Похоже, наш поезд ушел без нас.
— А другие переписи?
— Есть переписи, которые проводились в тысяча восемьсот шестнадцатом, девятнадцатом и двадцать первом годах, но они вряд ли помогут. Ясно, что тогда Джаклины еще не могли жить в доме пятьдесят пять по Парк-авеню, потому что в то время и дома-то такого не было. В те годы Нью-Йорк насчитывал около тридцати тысяч жителей. — Склонив голову набок, Хочкисс уставился в слепящую глубину флуоресцентных ламп. — Газеты! — наконец догадался он. — Раз ваша семья, как вы говорите, была такой крутой, они должны были дать в газете объявление о рождении ребенка.