– Ты с каждым днем худеешь, mi vida[87], – сказал он. – Мы с тобой, наверно, одной политической партии.
– Водопроводной, – сказал Томас Хадсон.
– Ну нет! Что это вы? Хотите отнять у нас хлеб наш насущный и напустить нам полон рот воды?
– Выпьем за то, чтобы puta guerra[88] скорее кончилась, – сказала Лил.
– Пьем.
– За черный рынок, – сказал политик. – За нехватку цемента. За тех, кто контролирует цены на черные бобы.
– Пьем, – сказал Томас Хадсон и добавил: – За рис.
– За рис, – сказал политик. – Пьем.
– Как тебе сейчас – лучше? – спросила Умница Лил.
– Конечно, лучше.
Томас Хадсон взглянул на нее и увидел, что она, того и гляди, опять зальется слезами.
– Только попробуй заплакать, – сказал он. – Я тебе физиономию разобью.
На стене за стойкой висел литографированный плакат, на котором был изображен человек в белом костюме, а под ним надпись: «Un Alcalde Mejor». «За лучшего мэра». Плакат был большой, и «лучший мэр» смотрел прямо в глаза всем здешним пьянчугам.
– За «Un Alcalde Mejor», – сказал политик. – За худшего мэра.
– Будете баллотироваться? – спросил его Томас Хадсон.
– А как же?
– Вот и хорошо! – сказала Умница Лил. – Давайте изложим нашу политическую платформу.
– Это не трудно. Лозунг у нас завлекательный: «Un Alcaldo Peor». А собственно, зачем нам платформа?
– Без платформы нельзя, – сказала Лил. – Ты как считаешь, Томас?
– Считаю, что нельзя. Ну а если так: долой сельские школы?
– Долой! – сказал кандидат в мэры.
– Menos guaguas y peores [89], – предложила Умница Лил.
– Прекрасно. Автобусы ходят реже и возят хуже.
– А почему бы нам вообще не разделаться с транспортом? – сказал кандидат. – Es mas sensillo [90].
– Правильно, – сказал Томас Хадсон. – Cero transporte[91].
– Коротко и благородно, – сказал кандидат. – И сразу видно, что мы люди беспристрастные. Но этот лозунг можно развить. Если так: Cero transporte aereo, iterrestre, maritimo [92].
– Прекрасно! Вот теперь у нас настоящая платформа. А что мы скажем о проказе?
– Pora una lepra mas grande para Cuba [93], – сказал кандидат.
– Por el cancer cubano [94], – сказал Томас Хадсон.
– Por una tubersulosis ampliada, adecuada y permanente para Cuba y los cubanos[95]. – сказал кандидат. – Это малость длинновато, но по радио прозвучит хорошо. Как мы относимся к сифилису, единоверцы мои?
– Por una sifilis criola cien por cien [96].
– Прекрасно, – сказал кандидат. – Долой пенициллин и все прочие штучки американского империализма.
– Долой, – сказал Томас Хадсон.
– По-моему, нам надо выпить, – сказала Умница Лил. – Как вы к этому относитесь, correlligionarios [97]?
– Блестящая мысль, – сказал кандидат. – Никому другому она и в голову не могла бы прийти.
– Даже тебе? – сказала Умница Лил.
– Наваливайтесь на мой кредит, – сказал кандидат. – Посмотрим, выдержит ли он такую атаку. Бар-мен, бар-друг, всем нам того же самого, а вот этому моему политическому соратнику без сахара.
– Вот хорошая идея для лозунга, – сказала Умница Лил. – Кубинский сахар кубинцам.
– Долой Северного Колосса! – сказал Томас Хадсон.
– Долой! – повторили остальные.
– Наши лозунги должны больше касаться внутренних дел и городских проблем. Пока мы воюем, пока мы все еще союзники, вникать в международные отношения не следует.
– Тем не менее лозунг «Долой Северного Колосса!» должен остаться в силе, – сказал Томас Хадсон. – Колосс ведет глобальную войну, и сейчас самое время валить его. Этот лозунг необходим.
– Когда меня выберут, тогда и свалим.
– За Un Alcalde Peor, – сказал Томас Хадсон.
– За всех за нас. За нашу партию, – сказал Alcaldo Peor. Он поднял стакан.
– Надо запомнить все обстоятельства рождения нашей партии и написать ее манифест. Какое сегодня число?
– Двадцатое. Более или менее.
– Двадцатое – чего?
– Двадцатое более или менее февраля. El grito de la Floridita[98].
– Торжественный момент! – сказал Томас Хадсон. – Ты умеешь писать, Умница Лил? Можешь все это увековечить?
– Писать я умею. Но сейчас я ничего не напишу.
– Есть еще несколько проблем, по которым мы должны определить свою позицию, – сказал Alcaldo Peor. – Слушайте, Северный Колосс, почему бы вам не заплатить за следующую порцию? Вы убедились, что мой кредит мужественно выдержал все наши атаки. Но мы же знаем, что он на исходе, так зачем его, бедняжку, еще и приканчивать? Давайте, Колосс, давайте.
– Не называйте меня Колоссом. Мы же против этого Колосса.
– Ладно, хозяин. А вы, собственно, чем занимаетесь?