— А вы не вздумайте выходить из дома, — предупреждает свекор. — Сестре узурпаторши негоже появляться на публике, в особенности с моим сыном.
Я открываю рот, чтобы возразить, но он уходит.
— Пожалуйста, успокойся, — просит Гарри, обнимая меня, однако голос выдает его собственное волнение, — отцу тоже сейчас нелегко.
Я слишком испугана, чтобы говорить. Сославшись на головную боль, я ухожу к себе и ложусь, погружаюсь в беспокойный сон, и мне снится девушка в синем платье. Она пытается убежать от какой-то опасности. Я не знаю, что именно угрожает бедняжке, но это нечто воистину ужасное. А я вынуждена лишь стоять рядом и беспомощно смотреть, не в силах ничем ей помочь.
После обеда Пембрук возвращается вместе с мэром Лондона и всеми его присными. В особняке воцаряется суматоха, люди приходят и уходят, хлопают двери. Я через окно вижу и узнаю некоторых посетителей — это члены Совета. Потом дом погружается в тишину, и я решаю, что все ушли.
Остальная часть дня проходит спокойно. Сквозь открытые окна я слышу привычный шум и крики с реки. Сегодня прохладно, легкий ветерок колышет занавеси из дамаста. Хорошо бы уснуть снова, чтобы избавиться от этого тягостного чувства безысходности и неопределенности. С другой стороны, я должна быть с Гарри, проводить с ним, пока еще есть такая возможность, как можно больше времени, потому что, боюсь, наш брак обречен. При мысли о том, что меня скоро разлучат с любимым, я принимаюсь плакать. Я всем сердцем желаю принадлежать ему, пусть хотя бы один только раз.
И вдруг меня осеняет: если мы скажем графу, что уже познали плотскую любовь и стали мужем и женой, он не сможет нас разделить! Пусть это ложь, но она спасет нас. Потому что тогда у графа не будет оснований для расторжения нашего брака.
Сердце бешено колотится у меня в груди. Откинувшись на подушки, я тщательно обдумываю все и прихожу к выводу, что эта уловка может сработать. Я должна рассказать Гарри о том, что придумала. Но когда я отправляюсь на поиски мужа, Сандерс сообщает мне, что Гарри уехал в Чипсайд, дабы присутствовать на торжественной церемонии провозглашения Марии королевой. Он опять не подчинился приказу отца! Это вселяет в меня надежду: похоже, Гарри вовсе не собирается безоговорочно повиноваться милорду.
Я возвращаюсь в свою комнату и сажусь за стол возле открытого окна, освежаю лицо лавандовой водой, беру гребень и начинаю расчесывать спутавшиеся волосы. Надев арселе [34] и ослабив ленту под подбородком, я смотрю в зеркало и внимательно разглядываю свое отражение: бледная кожа и большие голубые глаза, подернутые тревогой. Вид у меня больной. Я щиплю себя за щеки, чтобы они порозовели, и кусаю губы. Я должна выглядеть привлекательной, когда Гарри вернется.
Часы бьют пять. С улицы доносится громкий шум, а затем — крики и радостные вопли, топот бегущих ног. «Боже, храни королеву Марию!» — восклицает кто-то, после чего раздаются крики «ура» и свист. Потом начинают радостно звонить колокола, все больше и больше церквей присоединяются к этому торжественному перезвону, словно бы спеша поделиться друг с другом добрым известием, и вскоре уже кажется, что весь мир ликует. Весь мир, кроме меня.
Я бегу в другую часть дома, туда, где окна выходят в город. Несколько мгновений спустя ко мне присоединяется графиня. Мы молча смотрим на лондонцев, которые возбужденно носятся туда-сюда и громко делятся радостной новостью. Люди подбрасывают в воздух шапки, соседи жмут друг другу руки, разводят костры, выносят на улицу столы, тащат угощение и большие кувшины с элем и вином.
— Я не помню, чтобы народ так радовался, — говорит наконец миледи, когда до нас доносится звук песни. — Ты только посмотри на них — даже монетки из окон бросают. Теперь наверняка будут пьянствовать всю ночь.
Я открываю окно, высовываюсь:
— Смотрите!
На улице внизу почтенные граждане и купцы, обычно отличающиеся степенным поведением, стаскивают с себя гауны, [35] подпрыгивают и пляшут вместе с простолюдинами. И тут под приветственные выкрики возвращается граф Пембрук. Я вижу, как мой свекор улыбается во весь рот, словно это лично он даровал такую радость людям, которые теперь толпятся вокруг него. Мы видим, как он снимает шапку, наполняет ее золотыми монетками и швыряет в толпу.
— Веселитесь! — кричит Пембрук. — Боже, благослови королеву Марию, нашу законную правительницу! — Добрые граждане одобрительно ревут, толкают друг друга, подбирая монетки. Потом граф поднимает руки, чтобы привлечь их внимание. — Слушайте все: брак моего сына с леди Катериной Грей, заключенный помимо моей воли по принуждению Нортумберленда, подлежит расторжению! Герберты не хотят иметь ничего общего с изменниками! — Это заявление также сопровождается одобрительными криками, но я их почти и не слышу, потому что вот-вот упаду в обморок. Испуганная графиня усаживает меня на стул.
— Нет, нет! — рыдаю я. — Это невозможно!
— Тише, тише! — увещевает меня графиня, и все слуги сбегаются к нам — узнать, что случилось. — Слезами горю не поможешь, дитя мое. Смотри, вот Гарри пришел. Он знает, что в этом вопросе лучше подчиниться воле отца.
На лице Гарри мрачное выражение. Опустившись на колени подле стула, он прижимает меня к себе и заявляет:
— Никто нас не разлучит!
— Мы должны сказать им! — отчаянно восклицаю я.
— Что именно? — В комнате появляется граф.
— Гарри, скажи своему отцу, почему он не может аннулировать наш брак! — кричу я мужу, который, явно не понимая, о чем речь, лишь растерянно смотрит на меня.
Пембрук хмурится:
— Что за глупости? Брак будет аннулирован, и точка!
— И на каком, интересно, основании? — строптиво спрашивает Гарри.
— На том, что он не был консумирован. И ты это прекрасно знаешь, мой мальчик.
— В таком случае у вас ничего не получится, потому что наш брак был консумирован, — сообщаю я, чувствуя, как от смущения пунцовеют мои щеки. Но я полна решимости отстоять свое счастье. Гарри восхищенно смотрит на меня — он понял, что у меня на уме.
Пембрук невесело смеется:
— Ха! Надо же такое придумать!
Гарри не уступает:
— Уверяю вас, сэр, что Катерина — моя жена во всех смыслах. Мы тайно возлежали на брачном ложе. Так что теперь расторжение нашего брака будет противно закону Божьему.
— Это правда, — говорю я. — Клянусь.
— Избавьте меня от своих клятв, — рычит Пембрук. — Как такое возможно? Сандерс по моему приказу не спускал с вас глаз.
— Тогда спросите его, — предлагает Гарри. — Спросите его, сопровождал ли он нас в башню, в ту комнату, где мы нашли старые бумаги.