— Василий Миронович, это не то, что вы подумали… — хрипел привязанный к креслу Бурмистров. — Я же предан вам, как собака, я всегда был на вашей стороне!
— Помолчи, Павлуша, — поморщился Дорохов и шикнул на любопытного патрульного, заглянувшего в помещение. — Слушай… — Он помялся и обратился к майору: — А может, действительно постановочный трюк?
— Не прокатит, Мироныч, — решительно отверг Волынский. — Такую сцену не сочинишь за пару часов. Подвал оборудован под эти «невинные шалости». Девочки твердят в два голоса, что твой заместитель их насильно удерживал и, как они выражаются, «делал очень больно». А вот эта особа, — кивнул он на Надежду Ильиничну, — с удовольствием ему ассистировала и вела себя, словно надзирательница в концлагере. Анжелу Пустовую и Аню Зосимову маньяки умертвили и где-то зарыли. Прости, Мироныч, но эту неприятность нужно пережить. Не предлагай замять — не получится. Трактовать по-новому Уголовный кодекс я не собираюсь. Твой чинарик и его баба, по ходу, чувствовали опасность и попытались свалить вину на бродягу, которого в природе не существует. Но есть и хорошая новость, — он презрительно усмехнулся. — Мы поймали маньяка. Даже двоих. Самых настоящих, заметь. И две их жертвы спасены. Можно вздохнуть спокойно.
— Мы? — поднял брови Дорохов. — Мне доложили, что в полицию поступил анонимный звонок…
— Да, это так, — неохотно согласился Волынский. — Звонили с телефона Бурмистрова. Голос изменили, но это явно был мужчина. Кто-то выследил психопатов, проник в дом и хорошо с ними поработал. Впрочем, начисто уделывать не стал — оставил полиции. Эффектно сделал, не подкопаешься…
— Кто это может быть? — недоуменно спросил Дорохов.
— Без понятия. Возможно, этот тип действовал не один. Думаю, стоит проверить одну завиральную версию… — сглотнул с усилием, словно при ангине, — но это не горит.
— Как же не вовремя, черт возьми, — поморщился Василий Миронович. — Завтра в наш район приедут уважаемые люди, мы просто не имеем права их не принять. Эта публика не поймет, если мы ее развернем. Суета с маньяками — наши, как говорится, проблемы…
— Циклоп и Хирург? — усмехнулся Волынский. — Да уж, господа, однозначно, уважаемые… Ничего, в заповеднике посидят, нечего им по поселку разъезжать. Здесь не Куршавель и даже не Крыжополь. Слушай, Мироныч, — рассердился он, — не плоди сущности, без тебя голова кругом.
— Ладно, — отмахнулся Дорохов. — Раз уж случилась такая беда, — он покосился на маньяков, — проводите свое следствие, только без шума. Старайтесь не привлекать эту, как ее… общественность. Подлечить нужно психопатов, а то вид у них какой-то не товарный. Вот же сукины дети эти Бурмистровы… — Он с досадой харкнул под ноги. — Устроили тут, мать, фестиваль…
— Небольшая пикантная подробность, господин майор, — показался в дверном проеме моргающий оперативник. — Позволите? Согласно показаниям выживших жертв, эти двое частенько величали друг друга «братиком» и «сестричкой». Если это игра, то довольно странная, не находите? Формально они считались мужем и женой, частенько раздевались тут перед детьми, показывали им всякие непристойности…
— Уйди, дружок, меня сейчас вырвет… — прохрипел Василий Миронович. — Валентинович, уйми своих архаровцев, пусть по-тихому работают, достаточно нам этих откровений!
Майор сделал знак — сотрудник пропал.
— Не губите, Василий Миронович, — просипел Бурмистров, надуваясь, как лягушка. — Это ложь, я докажу…
— Усохни, гадина! — взревел Дорохов, подлетая к бывшему подчиненному с занесенным кулаком. Волынский перехватил его: действительно, не стоит плодить проблемы.
— Финиш, братец… — приоткрыла воспаленный глаз Надежда Ильинична. — Нас, кажется, переиграли…
Пожилая женщина очнулась перед рассветом от непонятного чувства. Она подняла голову, резко села, свесив ноги. Что это было? Сон, явь? Такое дикое чувство, что минуту назад кто-то стоял перед кроватью и ее разглядывал. Но никого тут не было — пустое мглистое пространство. Она потянула носом и что-то почувствовала. Холод заструился по позвоночнику, дышать стало трудно. Всю жизнь до выхода на пенсию она преподавала математику в школе, любила все раскладывать по полочкам и находить приемлемые решения. Но только сегодня анализ не удавался. Возможно, это было что-то из области психоанализа — необъяснимое, вытесненное в подсознание, некая квинтэссенция пережитого и выстраданного за много лет. Хотя, с другой стороны, откуда этот странный дух?
В комнату сквозь ситцевые шторки просачивался туманный свет. Луна еще не ушла. Где-то на улице поскрипывал кузнечик. В лесистой балке, по которой петляла улица Кривобалочная, лениво ухала неугомонная лесная птица. Из полумрака проявлялась неказистая обстановка: крытый клеенкой стол, старенький «Фунай», который женщина включала по большим праздникам, шкаф, забитый книгами. Лунный свет озарил ее фигуру — болезненно худую, закованную в глухую сорочку. Лицо в морщинах, сохранившее форму семнадцатилетней девушки, волнистые волосы, обильно помеченные сединой. В полумгле блестели глаза. Страха она не чувствовала, это было что-то другое — нервозность, душевный дискомфорт, сумбурность чувств. Она затаила дыхание. В окружающем пространстве что-то было не так, будто нарушена важная составляющая. Уж ей ли не знать атмосферу собственного дома, в которой крайне редко отмечаются посторонние флюиды…
Она отыскала тапочки, поднялась на скованных ревматизмом ногах. Пересекла горницу и застыла у старенького холодильника «Минск». В доме не было посторонних. Здесь не так уж много углов, где можно спрятаться. Ноги понесли ее в крохотные сени. Взгляд зацепился за кочергу, прислоненную к печке. Поколебавшись, она решила не вооружаться — глупость, право слово… Входная дверь, обитая войлоком, оказалась незапертой. Крючок болтался в скобе. Волнение усиливалось, дыхание срывалось. Ведь она не могла не запереться, когда укладывалась спать. Или… могла? Хоть убей, не помнила. Многие действия она совершала безотчетно, автоматически. По тысяче раз одно и то же! Могла задуматься и не сделать. Или сделала, тогда… Возможно, кто-то просунул между дверью и косяком тонкий предмет, приподнял и опустил крючок. А дверь не скрипит, потому что петли смазаны растительным маслом. И что в этом рационального? Грабитель? Хотел украсть последнюю тысячу рублей, оставшуюся после оплаты коммунальных услуг? Женщина вышла на крыльцо, постояла минуту, вдыхая пронзительно чистый ночной воздух. Атмосфера в заштатном городке не испорчена промышленностью, здесь всегда нормально дышится. А начало сентября выдалось мягким, дни сухие, теплые, температура ночами опускается незначительно.
Стоять без опоры было трудно, она взялась за ограждение крыльца. И что-то почувствовала под ладонью, помимо шершавого бруса. По спине пробежал холодок. Она взяла эту штуку двумя пальцами, поднесла к глазам. Это был обломок полотна, пилка по металлу — эту штуку можно просунуть в щель и приподнять крючок… Сердце застучало. Да нет, ерунда, совпадение. Наверное, она сама подобрала эту штуку и положила на перила. А почему не помнит — неважно. Сердце сжалось в неясном предчувствии. Она всматривалась в бледные очертания дворовых построек, в покосившийся курятник, в сеновал, давно не применяемый по назначению. И вновь не покидало ощущение, словно незримый наблюдатель не спускал с нее глаз…