Олег обошел машину еще раз, но смотрел не на царапины и вмятины в боках, а на засевшего в стеклянной будке дедка. Судя по его виду, тот расслабился, развалился на стуле (или на чем он там сидел) и пялился куда-то вниз, на стол, надо полагать. Так и оказалось, дедок разгадывал кроссворд, когда Олег оказался рядом с будкой и деликатно постучал в стекло. Авторучка покатилась на пол, дедуля вскинулся и метнулся к двери, Олег решил, что его сейчас пригласят войти, но просчитался — пенсионер стремился закрыться на все засовы. И если бы мог, охотно спрятался бы куда подальше и поглубже, но будка была тесной, и дед сидел в ней точно в клетке, только сам закрылся изнутри. Но оставалась еще лазейка, собственно окно, оно было приоткрыто по случаю теплой погоды, и дед слишком поздно об этом вспомнил. Олег опередил старика, толкнул створку и лег животом на подоконник, вежливо улыбнулся:
— Добрый день.
Дедок не ответил, опасливо подошел к стулу и сел на него, не сводя с Олега глаз. Тот вытянул шею и прочел надпись на бейдже, что висел у деда на шее: «Охранник Шелопаев В. С.» «Охранник, как же. Из тебя охранник, как из меня балерина». — Олег разглядывал дедка. Фамилия тому шла чертовски, особенно к выражению широкой, оплывшей хитрой рожи и узким бегающим глазенкам. Дед свернул журнал с кроссвордами в трубочку и замахнулся на Олега, точно на муху. Олег «мухобойку» перехватил, но не сам журнал, а запястье дедка, опустил, аккуратно прижал к столу.
— Тихо, дядя, тихо, — сказал он, видя, как шелопаевские глазки из узких делаются круглыми и изумленными, — не ори. Надо поговорить, просто поговорить. Ферштейн?
Шелопаев все понял с пол-оборота, дергаться не стал, сидел смирнехонько, сощурился и сказал заученно:
— Ничего не знаю, ничего не видел. Никто из чужих на парковку на заходил, камера наблюдения уже три дня не работает.
Ага, ври больше, эту лапшу ты ментам на уши развешивай. Не заходил, как же, это Вера сама в состоянии аффекта свою машину искорежила, а теперь грешит на честных добрых людей.
— Кто ж постарался? — с самым невинным видом спросил Олег. Дед выпятил нижнюю губу и помотал головой:
— Не знаю… — и слабо пискнул, когда Олег с легким нажимом вывернул ему запястье.
— А кто знает? Ты тут для чего сидишь, охранник? Кнопки нажимать? Я тебе сейчас на одно место нажму и подержу секунд десять-пятнадцать. А потом скажу, что это ты постарался, машину изуродовал, а я тебя на месте застукал. Камера же не работает, да и девушка подтвердит. А потом в суд подаст на вашу лавочку, она как раз туда и поехала, дело беспроигрышное, я хоть и не адвокат, но тут ума большого не надо. Хозяин неустойку на тебя спишет, последнюю пенсию отдашь. Ну, кто тут был, колись, дядя, мне некогда!
Захват он ослабил, но Шелопаев этого точно и не заметил, завращал глазами, дернулся было со стула, плюхнулся обратно, обернулся зачем-то и прошептал:
— Зенкин это, я видел. Он вчера после девушки приехал, уже темно было. Я слышу — звон, грохот, вышел, а он мне — катись, не твоего ума дело. А скажешь — на тебя свалю, скажу, что ты тут бомжей приваживаешь. А потом своей колеса проколю, ты платить будешь, — кололся оказавшийся меж двух огней охранник, бледнел, потел и не забывал нажимать кнопку управления полосатой жердью — машины сновали туда-сюда, совсем без работы дедка не оставляя. Но со стороны все выглядело пристойно — один стоит у окна, второй сидит на рабочем месте, и оба ведут мирную беседу о погоде или о ценах на нефть, поэтому внимания ничьего не привлекали, и машины без задержек проезжали мимо.
— Что за Зенкин? — спросил Олег, и дед сделал такое лицо, как Диман давеча, когда сообщил Олегу новость о странной кончине шестаковского дружка. Поэтому Олег решил обязательную часть вроде «Как? Разве вы не знаете Зенкина?» опустить и поторопил деда:
— Ты, дядя, не темни, я тут почти не местный и раскладов ваших не знаю. Мне что Зенкин, что кто другой — без разницы, ты мне его кратенько так опиши, и разойдемся, а быстро или нет, от тебя зависит.
Соображал, несмотря на возраст, Шелопаев отменно, выгоду свою мигом уловил и заговорил, не забывая исправно нести службу по шлагбауму:
— Игорь Зенкин это, в нашем доме живет, у него папаша депутат местный, и бизнес у него по всему городу. Гробы, венки и все такое, три салона ритуальных услуг держит, и все на сынка записаны, потому как самому нельзя, закон не позволяет.
«Надо же, какие мы нежные, закона боимся». — Олегу фамилия династии гробовщиков ничего не говорила, как, впрочем, и Вити Хохломы, как и многое другое, что происходило в городе за его полтора десятка лет службы вдали от дома. Много тут таких зенкиных развелось, даже с избытком, но это поправимо, осталось выяснить еще кое-что. А Шелопаев вдобавок к острому уму и сообразительности еще и мысли умел читать, повернул тяжелую, с двумя подбородками башку, кивнул куда-то вправо:
— Вон его машина, зеленая, как огурец. Но я тебе…
— Спокойно, папаша. — Олег разжал пальцы, и дед моментально спрятал обе руки под стол и отъехал назад вместе с креслом. Олег захлопнул окно, пропустил покидавший парковку серебристый внедорожник и пошел в указанном направлении, ориентируясь на яркое пятно на общем серо-черном сдержанном фоне. Вблизи оказалось, что Шелопаев страдал либо дальтонизмом, либо не знал, с чем сравнить это чудо, что стояло особняком от всех остальных машин. Не огурец, конечно, этот банальный овощ тут и рядом не валялся, зенкинский «кайман» был цвета спелого киви в разрезе, насыщенного благородного цвета двухдверный «Порш» растекся над дорогой, точно завис над асфальтом, как летающая тарелка. Олег не спеша обошел машину, полюбовался на красоту за три-четыре миллиона рублей, заглянул через окно в салон. Кожаная, надо думать, натуральная, отделка сидений, дерево, хром — все красиво, все как у людей. Частично затонированное лобовое стекло, биксеноновые фары, наружные складные зеркала заднего вида с электроприводом тоже выше всяческих похвал, вызывают тихий восторг и изумление от того, что просто рядом стоишь и этакое чудо потрогать можешь, как тигра или другое опасное грациозное животное из дикой природы. Но потрогать очень осторожно и пять раз прежде подумать, а надо ли оно, или пусть уж две руки останутся, две ноги и одна голова, как природа создала. Но потрогать придется…
Олег засунул руки в карманы джинсов, прошелся туда-обратно, глядя на свое кривое отражение в нежно-зеленых боках спорткара, остановился и от души пнул заднее колесо. На заполошный вой и переливы сигнализации внимания нимало не обратил, пошел обратно и двинул по покрышке еще разок, на этот раз по левой передней. Добавил от души, убедился, что сигнализация в порядке, что затыкаться не собирается, отошел на пару шагов и посмотрел на часы. Итак, подлетное время составляет…
Четыре с половиной минуты оно составляет, именно столько понадобилось Зенкину-младшему, чтобы оказаться на парковке. Депутатское отродье Олег заметил издалека: атлетического сложения загорелый блондин в черных блестящих джинсах и белой футболке мчался к своему воющему сокровищу. Спешил так, что в поворот вошел неловко, на пару мгновений пропал из виду за кустами, но скоро снова оказался в поле зрения, пролетел под гостеприимно поднятым шлагбаумом и, как недавно Олег, ринулся к окну будки. Но Шелопаев меры принял заранее, забаррикадировался на совесть, но, сволочь такая, из-за стекла тыкал пальцем в сторону Олега. Зенкин крутанулся на месте, замер, как спаниель в стойке, нагнул коротко стриженную башку, одним нажатием на брелок отключил сигнализацию и двинул к машине. Олег сел на капот «Кайена» и поманил юношу к себе пальцем. Зенкин даже притормозил от неожиданности, так и стоял, вытянув шею, потом картинным, истинно ковбойским жестом выдернул из-за ремня на штанах пистолет и уже вразвалочку пошел к Олегу. Шел с видом шерифа, за спиной которого притаились робкие горожане, шел с полным осознанием своей правоты и силы, что неудивительно, в лапках «шериф» держал «макарова», но не обычный, до слез знакомый вариант, а его травматического клона. Олег не двигался и молчал, Зенкин, напротив, не затыкался ни на секунду, как выдернул пистолет, так и понеслось. Ближних и дальних родственников Олега вспомнил, как живых, так и давно покинувших этот мир, по внешности его прошелся, по умственным и прочим способностям, а также предложил ассортимент направлений, куда оппонент должен немедленно пойти, причем выбор великодушно оставлял безоружной стороне.