Посмотрев на часы, Степан произнес:
— Я тебя ненадолго покину. У меня есть кое-какие дела.
Пожав плечами, девушка ответила:
— Раз нужно, иди.
— Ты не обижаешься?
— Все в порядке, я знаю, что ты идешь не к женщине, а остальное для меня неважно.
— Ты не по годам мудра.
— Вовсе нет, я обыкновенная, — заверила Варвара, — просто я тебя люблю.
— Ты знаешь, какой сегодня день?
— Двадцать третье.
— А день недели?
— Четверг. А что?
— Этот день знаменательный. В этот день мои предки, древние славяне, должны были сразиться с врагом, совокупиться с женщиной и закончить день каким-нибудь подвигом. Так что у нас с тобой вся ночь впереди, будь готова. А я пошел сражаться с врагом.
— Ты забыл про подвиг?
— Он впереди.
Поцеловав Варю на прощание, Степан вышел на улицу и направился в свой любимый ресторанчик. Устроившись подле окна, заказал чашку кофе и стал ждать.
Итак, сегодня четверг. Знаменательный во всех отношениях день. Именно сегодня, в десять часов утра, из банка «Заречье» под охраной двух автоматчиков и с металлическим кейсом в правой руке выходил серый, невыразительный, лет сорока человек с узкими, ссутулившимися плечами в больших очках с черной оправой и направлялся в сторону цеха по огранке алмазов, расположенного по этой же стороне в каких-то ста метрах от хранилища.
Изменений не случилось и на этот раз: едва стрелки часов, установленных над главным входом банка, показали десять утра, как дверь распахнулась и в сопровождении двух автоматчиков в камуфляже вышел худощавый дядька, по внешнему виду обыкновенный служащий, привыкший к размеренному образу жизни и не грезящий наполеоновскими планами. Единственное, что будет меняться в его судьбе, так это внешность, столь подверженная течению времени. Едва ли не все учреждения Москвы на восемьдесят процентов заполнены такими невыразительными типажами. О чем они могли мечтать, так это о том, что когда-нибудь водоворот жизни прибьет их к какой-нибудь тихой заводи, где будет и вода почище, и корм посытнее. А уж если подфартит, так фортуна предоставит им возможность открыть собственное дело, что позволит без особой встряски встретить старость.
Но человек, что шествовал в сопровождении автоматчиков, не был обыкновенным, и уж тем более его не следовало причислять к офисному планктону. Звали его Александр Игоревич Николаев, должность завидная, почти что барская, — начальник цеха по огранке алмазов. Еженедельно из хранилища банка в цех огранки забиралась большая партия алмазов, которая впоследствии в виде прекрасно ограненных бриллиантов — в серьгах, кольцах, колье и прочих украшениях — отправлялась в ювелирные магазины едва ли не по всему миру.
А вот ровно в тринадцать часов из цеха по огранке алмазов через металлическую дверь, расположенную с торца здания, выйдет все тот же немолодой мужчина, немногим за сорок. За прошедшие три месяца, что Шабанов наблюдал за Николаевым, тот ни разу не изменил заведенным привычкам, что позволило составить его психологический портрет. Александр Игоревич не склонен к каким бы то ни было переменам или авантюрам. Ценит стабильность и внутренний покой. Осторожен в суждениях, не заискивает перед начальством, но и не спорит с ним, всегда ведет себя корректно, просчитывает в своей жизни каждый шаг. Но вместе с тем, что видно по его унылому лицу, испытывает неудовлетворенность. Этот человек считает, что достоин чего-то большего, что предначертано судьбой. Оно и понятно, находиться рядом с такими деньгами и быть всего-то десятой спицей в колесе — это обидно! Считает, что его незаслуженно задвигают и вместе с тем прекрасно осознает, что у него нет ни малейшего шанса, чтобы хоть как-то продвинуться по служебной лестнице. Все в этом мире уже поделено и ему досталась лишь роль статиста, а то и обслуживающего персонала. Однако Александр Николаев ни за что не упустит своего шанса свернуть с накатанной колеи. И ради него он рискнет поставить на кон даже собственное благополучие. А здесь уже просматривается игрок с немалыми страстями, которые следует использовать в собственных делах. Стоит попытаться подобрать к нему ключик, хотя сделать это будет крайне трудно.
Еще через пятнадцать минут Александр Игоревич подойдет к небольшому зеленому скверику и, разместившись на коротенькой скамеечке близ фонтана, выкурит сигарету. Один только дьявол знает, какие мысли будут будоражить его умную голову, когда он станет посматривать на фланирующих прохожих. Возможно, сидя на скамеечке, Александр Игоревич думает о том, как улучшить свое материальное положение. Степан Шабанов предоставит ему реальный шанс сделаться по-настоящему состоятельным человеком. Впрочем, выбор его был основан еще на одном — Николаев, как и всякий азартный человек, не упустит представившегося случая пощекотать себе нервы. А уж если Фортуна повернется к нему лицом, так это позволит прибавить к прежнему благосостоянию еще парочку нолей. Затем, накурившись, Александр Игоревич несколько поспешно покинет сквер и размеренным шагом затопает в обратный путь.
Николаев, по мнению Степана Васильевича, был наиболее уязвимым звеном в безопасности банка «Заречье», и начинать следовало именно с него.
Набравшись терпения, Шабанов стал ждать.
Металлическая дверь распахнулась точно с первым ударом часового боя — из здания, как если бы дожидался именно этого удара, вышел человек сорокалетнего возраста в идеально отглаженном костюме, до блеска начищенных ботинках и осторожно, словно опасался провалиться в зыбкую трясину, ступил на серый тротуар. Остановившись у высокого бордюра, терпеливо переждал плотный поток транспорта и уже твердым шагом пересек широкую улицу. Степан тотчас вышел из ресторана и, стараясь не отставать, заторопился следом, дыша Николаеву едва ли не в затолок. Дотопав до своей любимой скамейки, Александр Игоревич устроился под сенью разросшегося тополя, надеясь получить желанное успокоение. До кончиков ногтей он был человеком привычки, хорошо организованным человеком. Такие люди управляют банками, международными концернами, а Николаев по прихоти судьбы продолжал оставаться в среднем звене менеджмента, пребывая в безвестности.
Вытащив сигарету из полупустой пачки «Бонда», Николаев аккуратно воткнул ее в уголок рта. Движения изящные, отточенные многолетней практикой. Красиво смолит, ничего не скажешь. Такому изяществу следовало бы поучиться, а то и украсить какую-нибудь рекламу. Наверняка рассчитывает докурить сигарету в одиночестве, погрузившись в успокоенный ход непритязательных мыслей. «А вот на это полагаться не стоит, друг мой ситный», — хмыкнул Степан Васильевич и опустился на противоположный край короткой скамеечки, скосив взгляд, увидел, как нижняя губа Александра Игоревича недовольно поджалась, отчего сигарета, торчавшая в уголке рта, дрогнула. Верный признак крайнего раздражения. Наверняка в его четко отцифрованных мозгах вертятся примерно такие мысли: «Какого дьявола этот тип устроился на моей скамейке, когда вокруг находится с полдюжины точно таких же». — «Ничего, братец, придется тебе потерпеть. Так что подымим табачком в тандеме», — подумал Степан, внутренне усмехаясь, и вытащил из кармана пиджака точно такую же пачку «Бонда».