— Сэр Томас Сеймур вернулся во дворец, — с нарочитой беззаботностью сообщил Генрих, наблюдая за реакцией Екатерины.
— Надеюсь, его деловая поездка была успешной, — молвила она, ни словом, ни жестом не выдав значения этой новости для нее.
Однако сердце королевы забилось чуть сильнее. Ей не полагалось думать об этом мужчине, он навсегда стал для нее запретным. Ей следовало любить мужа, как этого требовал долг. И она действительно любила Генриха, в том не было сомнений. Она просто не была в него влюблена.
— Он отлично справился, — ответил король, не сводя с нее взгляда. — Теперь у него появилось новое задание. Он станет лорд-адмиралом.
«Очередной повод держать его подальше от дворца, — подумала Екатерина. — И от меня».
— Я уверена, что он не обманет ожиданий вашего величества, — сказала она вслух.
Генрих удовлетворенно кивнул.
Сэр Томас Сеймур, только что узнавший о своем повышении, низко поклонился королевской чете. Его, как никогда удалой, вид поразил Екатерину в самое сердце.
— Для меня это большая честь, сир, — молвил он.
— Если ваша служба на морях станет столь же успешной, как и в посольстве, вам будет оказана честь еще большая, — посулил Генрих, протягивая руку для поцелуя и тем давая понять, что аудиенция окончена.
Настала очередь Екатерины. От мимолетного прикосновения губ Томаса по ее коже пробежала дрожь, но она не подала виду, царственно склонив голову и ощущая взгляд мужа, восседавшего рядом.
— Удачи, сэр Томас, — сказала она, не осмеливаясь слишком долго смотреть в лицо бывшему возлюбленному.
— До свидания, ваши величества. — Еще раз поклонившись, тот попятился, сошел с помоста и удалился.
Екатерина облегченно вздохнула, но сердце сжалось от тоски. Она считала, что былая влюбленность давно закончилась, но теперь поняла, что это не так, однако решила исполнять свой долг до конца, подавив былые чувства. Генрих нуждался в ней. После возвращения из Франции он быстро сдал, расплачиваясь за усилия всей своей жизни, а состояние его ног неуклонно ухудшалось. Когда она меняла бинты, от них исходила ужасная вонь, но Екатерина ничем не показывала отвращения. Немощь была унижением для Генриха, когда-то блиставшего в турнирах и на охоте, во что сейчас было трудно поверить. Из-за постоянной боли он стал несносен, даже опасен, но королева убеждала себя, что ему жилось нелегко, и неизменно напоминала себе, что для нее он всегда оставался добрым и любящим мужем. Она не хотела выходить за него замуж, ибо страстно, безумно мечтала стать женой Тома, но, к своему удивлению, внезапно поняла, что любовь может рядиться в самые разные одежды. Она знала, что никогда не предаст Генриха.
Мастер Гриндал вошел в классную комнату с приятным мужчиной лет тридцати.
— Позвольте представить, — объявил он с улыбкой, — мастера Роджера Эшема, моего бывшего наставника и нашего лучшего знатока греческого.
— О мастер Эшем! Я слышала о вашей славе! — воскликнула Элизабет, вставая в ответ на его поклон. — Добро пожаловать.
Роджер Эшем восхищенно взглянул на нее. Значит, эта высокая изящная юная леди с огненными волосами и серьезным лицом и есть та принцесса, уже знаменитая своей образованностью среди ученых по всей стране и даже в университетах?
— Для меня большая честь познакомиться с вами, миледи, — молвил он.
— Мастер Эшем будет обучать принца вместе с доктором Коуксом и доктором Чиком, — объяснил Гриндал.
— Мне оказана честь учить этого знатного сорванца каллиграфии, — добавил Эшем, — однако на самом деле я приехал, чтобы своими глазами увидеть нашу выдающуюся ученицу. Если вы позволите мне взглянуть на ваши блистательные труды, миледи, восторгу моему не будет границ!
Польщенная Элизабет охотно показала ему свои переводы с латыни и греческого, комментарии к Писанию и классикам, исторические труды, которые она читала, и даже образцы своей вышивки. Эшем внимательно их разглядывал, оценивая мельчайшие детали, затем проэкзаменовал ее знания и объявил, что лучшей ученицы еще не встречал.
— Могу я узнать, сколько вам лет, миледи?
— Одиннадцать, — ответила Элизабет.
— В таком случае, сударыня, могу безоговорочно заявить, что вы чрезвычайно — да, чрезвычайно — развиты для своих лет. У вас острейший ум. Мало кто из женщин обладает вашими способностями и памятью. Ваше прилежание достойно любого мужчины. Продолжайте в том же духе, и станете равной мужчинам в познаниях.
Похвала привела Элизабет в восторг. Она не отличалась ложной скромностью и знала, что она хорошая ученица, — об этом ей часто говорили доктор Коукс и мастер Гриндал. Но совсем другое дело — услышать то же из уст такой знаменитости, как мастер Эшем. Она едва удержалась от того, чтобы его расцеловать.
Художник был фламандцем, и его иностранного имени Элизабет не разобрала. Он поставил мольберт в зале для приемов и разложил уголь и мелки. Сегодня ему предстояло рисовать принца. Присутствовал и король, пришедший удостовериться, что поза его сына достаточно царственна. Генрих сидел на троне под богато вышитым балдахином, украшенным гербом Англии.
— Эдвард, подойди и встань рядом со мной, — приказал Генрих. — Вот здесь. — Он поставил семилетнего мальчика справа от себя, поправив перья на его шляпе. — Руку положи на кинжал, вот так.
— Да, сэр. — Эдвард послушно подчинился.
Для него это был великий день, и он во всем стремился подражать своему августейшему отцу.
— Так и стой, — велел король и, тяжело поднявшись с трона, удалился в свои покои.
Сын остался стоять, не шевелясь и глядя прямо, покуда художник набрасывал его портрет.
Мэри объяснила Элизабет и Эдварду, что, когда все портреты будут готовы, художник объединит их в одну большую картину.
— Это будет официальный портрет нашего отца и его наследников, — гордо объявила она, — который разместят в галерее Хэмптон-корта.
Элизабет была вне себя от счастья, что тоже будет на картине — теперь она имела на это полное право! — и восхищенно вертелась перед серебряным зеркалом. Ей очень нравилось новое платье из золотого дамаста. В таком наряде она уже не даст повода усомниться в своей важности, в ее королевском статусе. А красный бархатный головной убор и рукава очень к нему шли…
— Сестра! — сердито бросила Мэри. — Хватит мечтать. Королева просила, чтобы ты ненадолго зашла к ней перед сеансом. Она в своих покоях.
Элизабет сорвалась с места, путаясь в длинном шлейфе.
Екатерина сидела за столом, на котором стояла открытая деревянная шкатулка для драгоценностей.
— Элизабет, — улыбнулась королева, — я хотела посмотреть, как ты одета для портрета. — Она восхищенно оглядела падчерицу. — Прекрасно выглядишь, — оценила она, пока Элизабет прихорашивалась, а затем, помедлив, королева добавила: — Но я позвала тебя не только за этим и хочу кое-что передать.