— Значит, ты считаешь, что все обвинения против нее были ложью?
— Да, миледи, да, — кивнула Кэт. — Четверо обвиняемых настаивали на ее и своей невиновности до самого конца. Сознался лишь Марк Смитон, но наверняка под пытками.
— Пытками? — вздрогнув, воскликнула Элизабет. Она знала, что такое пытки.
Кэт ответила не сразу. Элизабет была еще слишком юна. Готова ли она услышать жестокие подробности того, что, как говаривали, случилось в доме мастера Кромвеля?
— Мастер Кромвель подверг его пыткам, — осторожно сказала Кэт. — Говорят, боль была так сильна, что он готов был сказать что угодно, лишь бы все кончилось.
— Что с ним сделали? — Элизабет была сама не своя от ужаса.
— Ему обвязали глаза веревкой с узлами и стали ее затягивать, — ответила Кэт, надеясь, что ее подопечная выдержит.
— О несчастный, — промолвила Элизабет, испытав легкую тошноту. — Неудивительно, что он заговорил. Я бы тоже заговорила.
— Ваша мать заявила на суде о своей невиновности перед Богом, — продолжала Кэт. — Что я еще могу сказать? Они просто воспользовались возможностью от нее избавиться. Полагаю, у мастера Кромвеля имелись на то свои причины, но мне они совершенно непонятны. Элизабет, вы не должны сомневаться, что ваша мать была прекрасной женщиной и очень любила вас. Храните память о ней, дитя мое, но научитесь скрывать свои чувства. Говорить о ней так, как вы держали речь перед королем, неразумно и опасно, и мы уже за это поплатились. Но не забывайте — нас могли наказать куда строже.
— Обещаю, Кэт, — сказала Элизабет, почувствовав себя намного лучше. — Я больше никогда не упомяну ее имени ни перед кем, кроме тебя.
— Миледи, прибыл курьер! У него для вас новости!
Уже наступило лето, и король, невзирая на хворь и больные ноги, отправился в Булонь сражаться с французами. Элизабет давно ждала королевского гонца. Услышав зов Кэт, она сбежала по лестнице и схватила свернутый пергамент, который прибывший вручил ей без особых церемоний.
Она томилась в изгнании уже несколько долгих месяцев. Кэт докладывала королеве о ее хорошем поведении, подчеркивая прилежание и послушание девочки, и Екатерина пыталась за нее вступиться, но от короля не было ни слова.
Элизабет мнилось, что она изнемогает и чахнет, не в силах вынести тягот вынужденной ссылки, и не сможет больше жить без покровительства отца.
«Я пыталась как могла, — думала она. — Я прилежно училась — мастер Гриндал говорит, что не знал лучшей ученицы, — и старалась безупречно себя вести. Почему же отец ничего не отвечает? Он что, меня больше не любит? Неужели я лишилась его любви навсегда?»
Жизнь в тени королевской немилости утратила для девочки всякий смысл, словно ее лишили самого солнца.
Однажды, когда она уныло сидела в кресле у окна и барабанила пальцами по деревянной обшивке, к ней подошла Кэт.
— Ну, хватит, — живо сказала она. — Не тратьте время впустую. Если нечем заняться, найдите себе книгу.
Элизабет подняла на нее полный тоски взгляд.
— Не смотрите на меня так! — раздраженно бросила Кэт. — Вы сами виноваты, дитя мое. Возможно, теперь вы научитесь как следует думать, прежде чем что-либо говорить в присутствии короля. Даже людям поумнее не удавалось так легко отделаться, и радуйтесь, что мы обе здесь, а не в Тауэре.
— Может, мне написать отцу и попросить у него прощения? Вдруг он все же позовет меня назад, и все наладится. Я так хочу, чтобы все снова стало хорошо!
— Не спешите, — посоветовала Кэт. — Ваш отец сейчас во Франции и занят войной. Подождите, пока он не вернется. Может, тогда он будет в ином расположении духа, особенно если Бог пошлет ему великие победы.
Но ее слова мало утешили Элизабет. В конце концов, не в силах больше терпеть, она села за стол и сочинила письмо мачехе, объяснив, что не смеет писать прямо отцу, и убеждая Екатерину еще раз за нее вступиться.
«Изгнание мне в тягость, — писала она. — Благодарю Вас за заступничество и умоляю: попросите еще раз благословения его величества для его скромной дочери. — Перечитав написанное, она добавила: — И передайте ему: я молю Бога ниспослать королю скорую победу над врагами, чтобы Ваше высочество и я могли порадоваться его счастливому возвращению».
И теперь, несколько дней спустя, она дрожащими пальцами разворачивала полученный в ответ пергамент с печатью королевы. Стоя рядом с Кэт, Элизабет быстро пробежала глазами текст, едва смея на что-либо надеяться.
— Он сжалился! — восторженно воскликнула она. — Мой отец сжалился и говорит, что мне можно вернуться в Хэмптон-корт и жить вместе с королевой. Я знала, что королева мне друг! Это она постаралась! Я так счастлива!
Кэт обняла девочку, тщательно скрывая смятение. Все эти месяцы, сколь бы унылыми они ни были, Элизабет вновь полностью принадлежала ей. Теперь же опять придется делиться с постоянно сующей нос в чужие дела королевой, ибо именно так она думала о Екатерине Парр. И все же Кэт радовалась, что Элизабет вернула благосклонность отца и тревожные недели изгнания подошли к концу.
Возвращение Элизабет во дворец оказалось не столь радостным, как она ожидала. Екатерина встретила ее с распростертыми объятиями, но взгляд ее карих глаз был полон беспокойства. Король доверил ей править государством в его отсутствие, и теперь она столкнулась с куда более смертоносной угрозой, чем французские войска, которым противостоял ее супруг.
— В Лондоне чума, — испуганно сообщила она. — Нам придется срочно уехать из Хэмптона в Энфилд, забрав с собой принца.
Элизабет несколько раз бывала во дворце в Энфилде, и он был хорошо ей знаком. По крайней мере, на сей раз она будет жить вместе с придворными.
Пока они с Кэт собирались, к ней в комнату пришла леди Мэри. Элизабет заметила, что та держится необычно натянуто и сторонится всех. После долгих недель разлуки девочка заметила в сестре мелкие перемены, на которые прежде не обращала внимания. Мэри стала старше, вокруг ее глаз пролегли тонкие морщины, и она выглядела отчасти увядшей в своем роскошном платье.
Сестры обнялись.
— Рада снова видеть тебя во дворце, — молвила Мэри. — Надеюсь, ссылка научила тебя уму и осмотрительности. — В ее голосе явственно звучало неодобрение.
Элизабет не хотелось обсуждать повод, приведший к ее изгнанию. Лучше было не касаться этой темы.
— Я тоже надеюсь, сестрица, — тихо ответила она.
Когда Кэт, нагруженная сорочками и чулками, вышла за дверь, Мэри присела на единственный стул, намереваясь серьезно поговорить с сестрой.
— Не могу забыть твои речи перед нашим отцом, — начала она.
Элизабет удивленно взглянула на нее.
— Это неправда, что твоя мать ни в чем не виновата, — пылко продолжила Мэри. — Я нисколько не сомневаюсь, что все обвинения против нее справедливы. Она не знала жалости и многим причинила боль, в том числе мне и моей праведной матери. Уверяю тебя, она вполне могла обмануть короля. Советую тебе, сестра, забыть, что у тебя вообще была такая мать.