Мы с Томом заинтересованно смотрим на регента. Я догадываюсь, о чем думает мой муж.
— И чего же он хочет? — осторожно спрашивает он.
— Он хочет исполнить пожелание своего отца и жениться на Марии, королеве шотландцев. А когда я указал ему, что она обручена с французским дофином, он возразил, что обручение можно расторгнуть и мало ли что произойдет до тех пор, пока ему исполнится четырнадцать, в этом возрасте он намерен жениться. Он был воспитан с мечтою о завоевании Шотландии, которая, как он верно заметил, станет принадлежать ему, если он женится на королеве Марии.
— Французы ни за что не расторгнут помолвку, — говорю я. — Шотландия уже у них в кармане.
— Вот именно, — отвечает Нед. — Нужно трезво смотреть на вещи.
Мы с ним согласны. И уж совсем неразумно ожидать от нашего юного короля, что он примет невесту католической веры, особенно когда у него под носом имеется очаровательная невеста-протестантка.
Если все это учесть, дерзкий план Тома придется как нельзя более к месту.
Брэдгейт-холл и Челси, январь 1548 года.
Рождество приходит и уходит, и мои сундуки почти готовы к отправке из Брэдгейта в Челси. Душа моя ликует. С тех пор как мне сообщили, что я переселяюсь к королеве, я все никак не могу поверить своему счастью, тому, что мое затворничество под родительской крышей скоро закончится, закончатся придирки, нападки, оплеухи, жестокость. Наконец-то я буду свободна.
Я каждый день горячо благодарю Господа за дарованную мне великую милость и позволение пожить у королевы, чье доброе сердце и мягкость побуждают меня любить ее как никого на свете. Также я молюсь высшим силам, чтобы ничто не воспрепятствовало моей поездке в Челси, который представляется мне самим раем, и чтобы Господь не счел меня недостойной столь многих благ, ибо со мною едут мои самые любимые и преданные мне миссис Эллен и дорогой доктор Айлмер.
Я не могу не задумываться о причинах, по которым меня отправляют к королеве в это время. Матушка говорит, что девочек моего положения обычно отсылают пожить в аристократических семействах, дабы они обучились хорошим манерам и завершили свое образование. И все же я странным образом подозреваю, что есть в этом и иная причина, какая-то выгода для моих родителей. Что ж, время покажет. Что бы там ни было, мне это будет во благо.
По счастью, скандал, сопровождавший брак королевы и адмирала, уже забылся, по крайней мере у нас в доме. Но адмирал, дабы развеять все сомнения на этот счет, написал моим родителям, что старая леди Сеймур переезжает к нему и станет вместе с королевой радеть о моем благополучии. А за компанию, добавил он, мне посчастливится находиться в обществе леди Елизаветы, моей августейшей кузины. Я так счастлива, что по ночам от волнения едва могу уснуть.
Когда наступает день отъезда, в мою комнату величественно вплывает матушка и требует от миссис Эллен и горничных удостовериться, что все необходимое было упаковано и ничего не забыто. Затем она оборачивается и придирчиво осматривает меня с ног до головы. Сегодня утром я попросила миссис Эллен одеть меня в простое платье черного бархата с белой парчовой оторочкой по рукавам. Мой наряд украшают несколько камней, на голове простой черный французский капор со шлейфом. Я недавно прочитала, что целомудренной протестантской деве подобает одеваться просто и скромно.
— И куда это ты собралась в таком виде? — набрасывается на меня матушка.
Я внутренне собираюсь с духом. Скоро мне не нужно будет бояться ее нападок.
— Я не вижу ничего дурного в моем наряде, миледи. Мне казалось, я одета весьма уместно.
— Ничего подобного! Твое платье похоже на траурное. Господи, да ты едешь к королеве! Из уважения к ней имей совесть, оденься прилично! Ты не такая уж ослепительная красавица, чтобы не заботиться о том, как ты выглядишь! Могла бы уже понимать!
— Совсем наоборот, миледи, я позаботилась о своем внешнем виде, — спокойно отвечаю я. — Уверена, что королева по достоинству оценит мое желание одеваться так, как подобает благочестивой протестантке. Я читала, что оборки и побрякушки — это не что иное, как папистские излишества.
Ну вот, я наконец-то произнесла их — слова, которые меня так и подмывало произнести с тех пор, как я их вычитала. Я знаю, что это оскорбление, поскольку матушка сама одета в платье кармазинного атласа с золотым шитьем и с оторочкой из разноцветного жемчуга. Кроме того, она обвешана драгоценными камнями.
Матушка залепляет мне пощечину. Я морщусь, но не издаю ни звука. Она багровеет и тяжело дышит.
— Ты попросишь за это прощения на коленях.
Я молчу.
— Ты оскорбила меня, ты, наглая девчонка! Сейчас же становись на колени и проси прощения, а затем переоденься в подходящую случаю одежду и впредь не перечь старшим в таких вещах!
— Миледи, я не буду извиняться, потому что не сделала ничего дурного.
Вторая пощечина.
— На колени! Иначе я напишу королеве, что мы передумали и ты никуда не едешь!
Этого пережить я не могу. Она загнала меня в угол, и ей это известно. Я с неохотой опускаюсь на колени и шепчу:
— Я молю вас о прощении, миледи.
— Довольно, — говорит она. — Так, миссис Эллен, платье зеленого дамаста с темно-рыжей юбкой и изумрудную подвеску.
Мы с миссис Эллен украдкой переглядываемся, но сказать тут нечего. И вот, пышно одетая и укутанная в меха от январской стужи, я спускаюсь в главный холл и снова становлюсь на колени, чтобы получить родительское благословение.
Затем я сажусь в коляску и отправляюсь со своим эскортом на юг, к свободе.
Королева Екатерина раскрывает мне навстречу объятья, когда я делаю реверанс.
— Никаких церемоний, Джейн. Добро пожаловать в Челси. Надеюсь, здесь ты будешь счастлива. — Она выпускает меня из своих теплых объятий, чтобы улыбающийся лорд-адмирал тоже мог со мной поздороваться.
— Боже, какая ты красотка, — смеется он, отступая назад, чтобы поглядеть на меня. — И как подросла!
— Немножко, милорд, — отвечаю я, понимая, что он говорит так только по доброте душевной. Я знаю, что я мала для своих десяти лет.
— Здоровый свежий воздух пойдет тебе на пользу, — говорит королева, когда мы идем с ней от пристани, где причалила моя лодка, по дорожке, что вьется меж ухоженных правильных садов в сторону веселого дворца из красного кирпича, чьи створчатые окна сияют в зимнем солнце. В главном зале, с его толстыми балками под крышей и гербовыми витражами на окнах, ждет моя кузина, леди Елизавета, которая целует меня в обе щеки и окидывает оценивающим взглядом.
В свои четырнадцать лет Елизавета гораздо выше меня, и все же между нами много сходства. У нас рыжие волосы, как у всех Тюдоров, и у обеих они разделены прямым пробором и убраны под французский капор. Мы обе очень худы, с бледной кожей в веснушках, острыми подбородками и темными настороженными глазами. У нас красивые руки и длинные тонкие пальцы. Я сразу замечаю, что Елизавета не упускает возможности, чтобы выставить их напоказ. Кузина, я боюсь, весьма тщеславна.