Они разговаривали меньше двух недель назад, но с тех пор прошла целая жизнь. Сюзанна торопится к подруге, обнимает ее. Она боится обнять ее слишком крепко. Такая хрупкая в этом возрасте. Но ее взгляд опровергает это впечатление — в нем светится ирония, готовая выплеснуться в любой момент.
— Входи, внутри полегчает, — говорит ей старая дама голосом курильщицы.
Прежде чем войти в дом, Сюзанна оглядывается на двор: старинные свинарники слева у облупившейся стены, склад с земляным полом, пропитанным машинным маслом, две смоковницы, которыми пропах воздух, черная собака спит на цепи в тени платана. Только провансальская мостовая из круглых камешков вдоль фасада вносит изысканную нотку в этот ансамбль.
Внутри ее приятно удивляет свежесть. Ольга идет вперед, дымя сигаретой, которая оставляет за собой след, как дым паровоза.
— Где Серж?
— В мастерской, в саду, — отвечает сиплый голос.
— Ты по-прежнему много куришь?
— Две пачки в день. Если сейчас брошу, организм не перестроится.
Кухня тоже простая. Каменная раковина, износившаяся, с медной трубой; неровный пол, газовая плита — признак взыскательности кухарки. Деревянный навощенный шкаф в качестве посудного, стены увешаны картинами и не пойми чем. Панцири кожистых черепах, чучело щуки, мечевидный отросток меч-рыбы, глиняные тарелки, картина в стиле реализма сороковых, изображающая игроков в шары, над столом люстра венецианского стекла, под каминным колпаком чугунная эмалированная печка, местами изрезанная, как кружево. На холодильнике наклейки, изображающие футболистов, которые сегодня уже наверняка на пенсии. Память об их умершем сыне.
— Что тебе предложить? Чай, сок, что-нибудь еще?
— Пастис?
— Ты так говоришь, только чтобы составить мне компанию, — говорит Ольга, вынимая бутылку из шкафа. — Возьмешь лед в морозилке?
Гостиная погружена в полутьму, некоторое время глаза привыкают. Сюзанна ставит поднос на низкий столик. Ольга открывает французское окно в сад и зовет мужа — когда она кричит, голос хрипит еще больше.
Сев напротив Сюзанны, она берет серебряный рифленый портсигар и достает сигарету.
— Как всегда, куришь «Крейвен А»?
— Да, но видишь, я отказалась от сигарет в пачках. В моем возрасте меня не забавляет надпись «Курение убивает» всякий раз, когда я беру сигарету. Я и так знаю, что жизнь кончается. И не нужно мне это повторять сорок раз в день. Тем более что до сих пор мне это не мешало. Кроме голоса…
Она вставляет в мундштук свою «Крейвен А». По ее словам, она курит с мундштуком, чтобы не желтели пальцы и волосы. Кокетство, которое никого не обманывает и проявляется в ее пристрастии к предметам, переполняющим дом: сувениры участников «Тур де Франс», сложные конструкции из дерева, сложные автоматы, навигационные приборы в ярко-красной сверкающей коже. С помощью этих точных изделий человек подавляет сложности своей души, как она имеет обыкновение говорить.
— А, вот и он, — говорит она, зажигая сигарету.
Сюзанна поднимается, чтобы поздороваться с Сержем. Едва он переступает порог, как жена одергивает его как мальчишку. Старая супружеская пара с неизменными привычками. Сюзанна блаженно улыбается.
— Мне нужно приезжать к вам почаще — с вами я молодею лет на двадцать.
Пожилой человек со смехом обнимает ее. Он тоже невысок. В них обоих не наберется больше чем три метра двадцать. Но он плотнее, чем жена.
— Будь так любезна, не жди двадцать лет, чтобы снова приехать.
— Что вы рисуете, Серж?
— Оливы. По-прежнему оливковые деревья. Ты знаешь, какой я упрямец.
— Воображает себя Ван Гогом, — говорит Ольга, выдыхая дым.
Старик роется в углу.
— Ольга, ты не видела мой аппарат?
— В кухне! — Потом Сюзанне: — Старость — это катастрофа, дорогая моя. Он ищет свой слуховой аппарат. Его сердечный приступ ускорил события.
Ольга гордится тем, что она более стойкая. Вместе уже полвека. Серж возвращается, пальцы у правого уха. Слышен писк.
— Итак, о чем вы говорили? — спрашивает он. Он говорит слишком громко.
— О большом зле, — отвечает ему Сюзанна, улыбаясь.
— Тогда я вас оставляю. И ты туда же, Сюзанна. Ольга заразила тебя любовью к мерзким историям…
— Хорошо, что есть такие люди, как мы. Есть кому заботиться о больных.
— Позовите меня, когда закончите.
— Да, да, возвращайся к своим оливам, — говорит его жена, закатывая глаза.
Через застекленную дверь Сюзанна видит, как он торопливо удаляется к мастерской.
— Ты его не обидела?
— Ну что ты! Он уже давно не обращает внимания на то, что я ему говорю. Но рассказывай скорее свою историю.
— Как глупо, что я не приезжала раньше… — говорит Сюзанна, обводя взглядом комнату.
— Я тебя слушаю, Сюзанна, — торопит старая дама.
— Все происходит тут. В Гримо. Ты слышала о парке аттракционов?
— Ты знаешь, я не слишком интересуюсь подобными вещами, — говорит она, наливая ей пастис.
Сюзанна рассказывает ей о результатах их поисков, о ярмарочной группе, о тридцати исчезновениях и видит восхищение своего учителя. Ольга молчит, отпивает пастиса и покачивает стакан, заставляя льдинки звякать.
— Мой бог… Как ты до него добралась? — наконец спрашивает она.
Сюзанна рассказывает ей о Страсбурге, Люсьене Мозе, анаконде, потом о Бретани.
— И ты пошла по следам своего пациента, чтобы сказать ему о большой анаконде… И шлюзы открылись… Это привело тебя к серийному убийце… Браво. Потрясающе.
— Это потому, что ты была права.
— Но ты не нуждалась во мне. И что теперь?
— Теперь нужно установить его личность.
— Это не твоя работа.
— Бригада криминальной полиции уже на месте.
— Но ты… Тебе незачем этим заниматься, — горячо говорит Ольга. — Я вижу, ты втянулась в эту гонку и теперь не хочешь выйти из игры!
— Скажем, я не согласна оставаться в стороне, когда дело идет к развязке.
— Тогда позволь мне сказать, что это глупо! Ты ведь не книгу читаешь, дорогая моя… Подобная личность непредсказуема. Ты должна это знать.
— Ольга… Я больше не маленькая девочка.
— Ну, иногда я в этом не уверена… В конце концов, если ты так говоришь… Но если его личность установят, этого будет достаточно, чтобы его задержать?
— В этом-то вся проблема. В настоящий момент против него нет улик. А без этого ничего не сделаешь.
— Ба… Я думаю, когда его личность будет установлена, господа из криминальной полиции что-нибудь раскопают… Но меня огорчает другое, — говорит она, закуривая новую сигарету.