— Получается, миссис Браун сочувствовала своей хозяйке? — уточнила я. — А она не пробовала урезонить миссис Фишер? Не пыталась помочь?
— Господь с вами! Думаете, она была старой доброй служанкой, всей душой преданной хозяевам? Тут вы маху дали. Женщиной она, конечно, была славной, но что там происходило между Фишерами, заботило ее меньше всего. Наемному работнику положено усердно трудиться и помалкивать. А чувства миссис Браун приберегала для собственной семьи. Фишеры были для нее всего лишь людьми, которые платили ей за службу.
— Судя по всему, Фишеры были очень одиноки?
— В самую точку. Я-то думал, что они будут по выходным вместе отправляться на приемы всякие, на вечеринки, но не тут-то было. Мистер Фишер семь дней в неделю проводил на фабрике, а у миссис Фишер, похоже, ни единой подруги нее было. Если она куда и уезжала, то возвращалась нагруженная пакетами из магазинов. Кроме покупок, ее вроде ничего в жизни и не интересовало… ну и еще кавалеры, само собой. И выпивка. Миссис Браун говорила, что она напивалась ежедневно, если только никуда не уезжала. Может, просто от скуки — заняться-то ей дома было нечем. Ей-богу, я и не представлял, что бывают такие одинокие люди. Они были отрезаны от всего мира, словно жили на необитаемом острове. У них вообще не было знакомых, к ним даже на чай никто не заходил. Наши-то все в Тисфорде считали, что у Фишеров друзья в других городах. Ничего подобного. Поверьте мне, не было у них никаких друзей. И ничего общего у них тоже не было. Помните, что я про их дом сказал — что его будто из двух разных домов слепили? Так вот, это потому, что дом был отражением своих хозяев. Снаружи — мистер Фишер, который его выбрал, а внутри — миссис Фишер: она обставила и украсила его по своему усмотрению. Кто в лес, кто по дрова. — Он немного помолчал. — Трудно поверить, что богатые люди могут быть такими одинокими и несчастными, но они такими и были… по крайней мере, она. Сам-то с головой в работу ушел, на чувства времени не оставалось. И ради чего, спрашивается, так пахал — ума не приложу. Вкалывал как проклятый — куда там шахтеру до него, — а удовольствия не получал. Ни деньги его не радовали, ни власть над людьми, вообще ничего. Поглядеть на него — аккурат белка в колесе: знает, что надо гнать вперед без остановки, а зачем — без понятия… Так вот и жили.
Я выполнял свою работу, хозяйничал у себя в домике, болтал о том о сем с экономкой, временами видел, как уезжают и возвращаются хозяин или хозяйка. Помня слова мистера Фишера насчет конфиденциальности, я и родственникам, и приятелям говорил только, что Фишеры — приятные люди, порядочные работодатели, работой я доволен. В чем-то врал, конечно, но работа ведь и впрямь каких мало — зарплата выше средней, уютный домик, с хозяевами никаких проблем. Но затем… однажды…
Поток слов неожиданно иссяк, и я поняла, что волнение опять связало ему язык.
— Продолжайте, пожалуйста, — подбодрила я собеседника. — Я вся внимание.
— Так трудно говорить… Вы меня точно осудите. Скажете, что я струсил, что должен был вести себя по-другому… Но я ж не был готов… И откуда мне было знать, чем все это закончится?
— Я не собираюсь осуждать вас, честное слово, — как можно мягче произнесла я. — Итак, что произошло?
— Дело было летом. Я работал в саду. Жарища стояла кошмарная, я пробыл на солнце бог весть сколько часов, и мне вдруг стало нехорошо. Надо было поскорее попить воды. Холодной воды. — Он говорил монотонно, как свидетель, дающий показания в суде. — Я пошел в дом за водой. Думал, что в доме никого нет: хозяева уехали, а у миссис Браун был выходной. Я работал за домом, поэтому не видел проезда и не знал, что они оба вернулись. Фишеры, в смысле. Я вошел в дом и закрыл за собой дверь, чтобы она не хлопала от сквозняка. И тут я услышал их голоса. Из гостиной. Я помню все, будто это было вчера…
«Почему ты никогда не слушаешь ни единого моего слова? — кричала она. — Я бы прекратила, сам знаешь, что прекратила бы, — если б только у меня был ребенок, о котором нужно заботиться. Тогда я была бы счастлива — как ты не поймешь?!»
Я сразу понял, что она пьяна, и страшно пожалел, что не оставил открытой дверь, будь она неладна. Улизнул бы себе потихоньку. Но если б я теперь отрыл ее, они могли услышать и решить, что я подслушивал. Я продолжал стоять где стоял, боясь пошевелиться и мечтая только выбраться из дома до того, как кто-нибудь из них выйдет из гостиной.
«Ты отлично знаешь, что бесплодна, — ледяным голосом ответил мистер Фишер. — Во сколько лет ты сделала аборт? В четырнадцать, пятнадцать? Господи, какое ты ничтожество. Зачем я на тебе женился?»
«Ты ни черта не понимаешь!» — взвизгнула она и чем-то грохнула об пол. Удивительно, что в доме уцелело хоть что-то бьющееся. А потом она разрыдалась. Во весь голос, захлебываясь пьяными слезами.
«Ради всего святого… — сказал он. — О каком ребенке речь? Ты сама как ребенок».
«Хочу взять ребенка, — навзрыд выкрикнула она. — Тогда все изменится. Я хочу удочерить маленькую девочку — никто не будет знать, что она не родная, никто во всем городе. Никому не известно, что я не могу иметь детей. Возьмем хорошенькую девочку, белокурую, как моя мать. Я дам ей все, чего никогда не имела сама. Ей не придется, как мне, жить в пансионе. Она будет ходить в школу в городе и никогда никому не скажет, что она не наш ребенок. Я буду так счастлива, Деннис, что брошу пить и забуду про любовников, клянусь! Зачем мне все это, если у меня есть крошка, о которой надо будет заботиться…»
«Ребенок не кукла, Рита, — сказал он. — Откуда тебе знать, какой она будет, когда подрастет? Усыновляют младенцев, а они все на одно лицо».
«Должны же быть дети постарше, которым тоже нужна семья. Должны быть! — Она перестала плакать, и в ее голосе вдруг послышалась надежда, словно до нее вдруг дошло, что все это возможно. — Давай в понедельник обратимся в соцслужбу и начнем искать…»
«А как быть с твоим прошлым? Думаешь, тебе доверят ребенка? — бросил он презрительно. Он даже не пытался пощадить ее чувства, на них ему было попросту наплевать. — Тебе едва семнадцать исполнилось, когда ты на год попала в психбольницу. Это выплывет наружу, и тебе тут же откажут».
«Не откажут, — возразила она. — У тебя фабрика, мы живем в прекрасном доме… Да мы идеальная приемная семья. Деннис, нам дадут ребенка. Кому придет в голову копаться в прошлом?..»
С чего я дернулся — ума не приложу. Застыл ведь как вкопанный, что называется, столбом стоял до того момента. А тут вдруг пошевелился, да так неуклюже, что задел локтем буфет, и посуда внутри зазвенела. Кажется, в жизни не слыхал такого грохота… Фишеры вмиг умолкли, потом я услышал ее крик: «Кто там?» В кухне возник мистер Фишер — я и двух шагов к двери не успел сделать. Он уставился на меня, а я будто онемел. Потом очнулся и ринулся вон. Можете представить себе мое состояние. Влетел в садовый домик, рухнул на стул и стал ждать. Стук в дверь раздался минут через десять. Я встал, чтобы открыть. Мне уже не было страшно — я смирился с потерей работы.