С помощью Рошфора или нет, но она пойдет до конца… и разгадает загадку Бастиана Моро.
— Кажется, он не один, — прошептал Рошфор.
Одри тоже увидела девочку, только что севшую на скамейку рядом с Бастианом.
И почему-то вид этих двух юных существ, болтающих друг с другом на скамейке под высоким раскидистым дубом, стал для нее крохотным лучиком счастья, пробившимся сквозь свинцовый сумрак этого дня.
Бастиан в одиночестве сидел на скамейке. С самых первых дней в лицее эта скамейка была его любимым местом — в глубине двора, у поросшей мхом каменной стены, в нише которой был устроен небольшой полукруглый фонтанчик. Каждый день он приходил сюда, доставал свои магические карты и раскладывал их. Он был не из тех подростков, что легко вписываются в новые компании, — возможно, потому, что предпочитал ролики футболу, игровую приставку — регби, а магические карты — «Монополии». Одно время он надеялся, что здесь, как в его прежней, парижской школе, тоже найдутся любители магических карт, в которые можно было играть или просто рассматривать их, погружаясь в волшебный мир фантастических существ — эльфов, гоблинов и единорогов. Но Лавилль не был Парижем. Здешние ученики давно знали друг друга, их родители ходили друг к другу на званые обеды и ужины, встречались по выходным в теннисном клубе и проводили вместе отпуска на фешенебельных горнолыжных курортах. Конечно, некоторые ученики проявляли к нему интерес, кое-кто даже предлагал устроить партию в карты или обменяться колодами из своих коллекций, но ничего этого так и не произошло — они в основном лишь коротко кивали ему при встречах. В итоге Бастиан вынужден был смириться с печальной истиной: если ты не местный, в «Сент-Экзюпери» ты никто.
Но, так или иначе, сейчас это все было уже неважно. Наконец-то одиночество его не угнетало, а, наоборот, казалось спасением: сегодня он больше чем когда бы то ни было хотел стать невидимым. После утренней… сцены, — он не знал, как это еще назвать, — произошедшей во время встречи с писателем, у него не оставалось сомнений, что он заслужил почетный титул Новичка-Придурка. Или — что ничуть не лучше — Новичка-Любимчика, поскольку все сами убедились, как мадам Мийе его опекает. Она и раньше его часто хвалила, хотя он не показывал никаких особых успехов в учебе. Это вызывало у многих тайную досаду, поскольку мадам Мийе, хотя тоже новенькая, была не просто учительницей, а самой красивой учительницей в лицее. Бастиан догадывался, что многие ученики (а может быть, и некоторые преподаватели) втайне рисуют себе эротические сцены с ее и своим участием и что повышенное внимание, уделяемое ему, порождает у них приступы ревности.
Ничего нет хуже, чем стать изгоем в таком месте, как «Сент-Экзюпери». Может быть — только стать изгоем, опекаемым самой красивой учительницей… Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
Не говоря уже о фразе, которая продолжала тревожно пульсировать в его мозгу, словно мерцающее окошко на мониторе компьютера: [email protected] хочет стать вашим другом…
Не говоря уже о тумане…
Он продолжал сидеть на скамейке, отделенный невидимой стеной от всего остального мира, пока другие ученики играли в футбол или тайком курили в галерее, прячась за колоннами, а ученицы красились в туалете, и понимал, что выхода нет. В течение нескольких месяцев после смерти Жюля он был уверен, что его жизнь просто не может быть хуже. Он ошибался: сейчас, несмотря на то что жизнь его родителей начала понемногу входить в прежнюю колею, сам он был пленником этого лицея, посмешищем которого стал, пленником своей комнаты, где слащавые ангелочки фальшиво улыбались ему из каждого угла, заложником этого города, который держал его вдали от единственного друга, Патоша. К тому же его преследовал призрак умершего брата, неизвестно каким образом связавшийся с ним через Интернет… Словом, к ночным кошмарам теперь прибавились и дневные.
— Привет.
Чей-то голосок прервал мрачный ход его мыслей. Бастиан поднял глаза и недоверчиво поморгал, глядя на девочку, обратившуюся к нему, — потому что… этого ведь не могло быть, не так ли?
Но нет, перед ним действительно стояла Опаль Камерлен.
Сердце Бастиана учащенно забилось. Опаль тоже была из числа любимых учеников мадам Мийе и, кроме того, самой красивой девочкой во всем лицее — по мнению Бастиана. Стоило ей где-нибудь появиться, и она тут же привлекала к себе всеобщее внимание. Может быть, из-за слегка надменного вида — естественного следствия врожденного аристократизма, благодаря которому она казалась взрослее своих лет (хотя фигурка ее была еще детской и выпуклости под футболкой напоминали скорее редиски, чем яблоки). Или из-за цвета волос… Так или иначе, она была потрясающей. Лучше всех.
Бастиан невольно огляделся по сторонам — не наблюдает ли за ними кто-нибудь? Может быть, Опаль пришла со «спецзаданием»? «Давай-ка, Опаль, посади в лужу этого придурка!»
Он тут же подумал о Сезаре Манделе, которого тоже заприметил с первых дней. Его и нельзя было не заметить: в каждом классе есть хулиган-заводила, и в этом смысле «Сент-Экзюпери» не был исключением. К несчастью. Помимо глупости, обычно свойственной типам такого рода и абсолютно очевидной для окружающих, Бастиан заметил в нем еще некую скрытую звериную хитрость… что-то жутковатое, темное, чего он не мог точно определить. Но сейчас Мандель самозабвенно гонял мяч на небольшом футбольном поле, так же как и двое его самых верных прихвостней — Филибер де Бризи и Кристиан Массиак. И тот и другой стремились перед Манделем выслужиться и вместе с ним являлись постоянной головной болью лицейской администрации. Вся троица ревниво оберегала мяч, мгновенно пресекая любые попытки его перехватить.
Бастиан отвернулся от футбольного поля и снова взглянул на… нее, стоящую в лучах солнца, уперев руки в бока. Ее губы напоминали вишни. Ярко-зеленые глаза пристально на него смотрели.
Он догадывался, что щеки его красны, почти как ее волосы.
— Привет…
— Ты не раскладывал сегодня карты? — спросила Опаль, опускаясь на скамейку рядом с Бастианом.
Он покачал головой.
— Почему?
Поколебавшись, он решил сказать полуправду.
— Ну, я вижу, что здесь это никого не интересует…
Едва лишь произнеся эти слова, Бастиан с ужасом подумал: сейчас она скажет: «Это ты здесь никого не интересуешь, дорогуша. Карты вовсе ни при чем». Но вместо этого Опаль кивнула, сказав: