Антуан.
— Ты меня избегаешь…
Это был не вопрос, а утверждение. Горькое и, как показалось Одри, даже несколько агрессивное.
— Это ты меня преследуешь, — возразила она.
— Не преувеличивай. Откуда мне было знать, что ты здесь?
Она могла бы найти с десяток ответов на этот вопрос, но ей совершенно не хотелось спорить.
— Чего ты хочешь, Антуан?
— Тебя…
— Это невозможно, и ты это знаешь…
— Почему же?
— Ты уверен, что сейчас подходящее время для разговора? И место?
Она попыталась выйти, но он не сдвинулся с места ни на сантиметр. Одри оказалась зажатой в тесном пространстве тамбура. Снаружи уже не доносилось никакого шума — спортивные занятия окончились, и ученики, видимо, ушли переодеваться. Тишина показалась Одри угнетающей.
— Это был единственный способ с тобой встретиться, — холодно произнес Антуан Рошфор. — Ты ведь не отвечала ни на звонки, ни на эсэмэски…
— Послушай… Это просто невозможно, ты понимаешь?.. — В голосе Одри появились невольные интонации терпеливого взрослого, обращающегося к непослушному ребенку. — Ты директор лицея, а я… просто одна из твоих наемных служащих. Это была ошибка, и мы оба это знали с самого начала… и знали, что это в любом случае не продлится долго…
— Это из-за Ле Гаррека? — неожиданно спросил Рошфор.
Одри пристально посмотрела на него, удивленная таким вопросом, и по тому, как дрогнули мускулы его лица, догадалась, что он с трудом сдерживает гнев, который уже готов прорваться.
— Что ты имеешь в виду?
— Это из-за него, не так ли? Я знаю, что из-за него. Я видел вас тогда, на вечеринке…
— Да ты с ума сошел! Мне пришлось знакомиться с твоей женой — это было невыносимо! Я не хочу продолжать роман с женатым человеком, не хочу вклиниваться в чужую семью… и Ле Гаррек не имеет к этому никакого отношения!
Но Одри понимала, что Антуан ее не слышит, — ей даже показалось, что она видит ярко-красные искры ревности в его глазах… Еще несколько секунд — и он потеряет над собой контроль. Что с ней будет, если разразится скандал? Что будет с ее работой? С Давидом?.. Нужно было отвлечь Рошфора… сказать или сделать что-то — прямо сейчас!
— Что вы сделали, ты и твоя жена, с Бастианом Моро?
Антуан нервно моргнул, и Одри поняла, что этот вопрос застал его врасплох. Он сразу обмяк, словно воздушный шар, из которого выпустили воздух.
— Что?!
— Почему вы зачислили его в лицей? Только не рассказывай мне сказки, Антуан, я знаю, что фирма «Гектикон» не имеет к этому никакого отношения. Они не оплачивают обучение детей своих служащих. Так почему?
Его глаза расширились — красивые серые глаза в обрамлении густых длинных ресниц, словно у латиноамериканца. Потом он резко схватил ее за запястье.
— Все мои решения, связанные с обучением в лицее, тебя не касаются.
Он сжал ее запястье… пожалуй, слишком сильно…
— Ты слышишь? Не вмешивайся в мои дела! Не пытайся понять, что я делаю и зачем…
…все сильнее и сильнее…
— Ты ничего этим не добьешься. А потерять можешь многое…
…нет, действительно слишком сильно! На глаза Одри выступили слезы.
В это время послышался какой-то шум у нее за спиной. Шаги! Еще секунда — и кто-то выйдет из библиотеки!
Антуан внезапно выпустил ее руку. Сумочка соскользнула с ее плеча и упала на пол.
— Итак, я рассчитываю на вас, мадам Мийе, — любезным тоном произнес Рошфор.
Одри услышала, как позади нее открылась дверь.
— Надеюсь, вы будете держать меня в курсе дела, — широко улыбаясь, добавил он и шагнул в сторону, выпуская ее наружу.
Быстрота, с которой он переключился на совершенно другой тон, ошеломила Одри. Но она была слишком напугана, чтобы анализировать его способности к перевоплощению. Воспользовавшись заминкой, она подхватила с пола сумочку и быстро вышла из библиотеки.
Она даже не обернулась, чтобы посмотреть, кто стал ее невольным спасителем, или убедиться, что Антуан продолжает смотреть ей вслед с холодной улыбкой хищника, знающего наперед все маневры своей жертвы.
Одри прошла мимо опустевшей футбольной площадки, чувствуя дрожь во всем теле и едва сдерживаясь, чтобы не побежать. В глазах по-прежнему стояли слезы.
Зазвенел звонок, и она попыталась полностью сосредоточиться на этом звуке, казавшемся бесконечным, чтобы успокоиться и перевести дыхание.
Когда она поднималась по ступенькам основного здания, у нее внезапно появилась догадка. Все сведения, которые ей удалось выяснить за последнее время, вдруг связались в единое целое: Бастиан… «Гектикон»… «мерседес»!
Одри резко обернулась — со ступенек основного здания уже нельзя было увидеть вход в библиотеку, лишь второй этаж виднелся сквозь кроны деревьев, но ей показалось, что высокий человек в антрацитно-черном костюме все еще стоит возле двери. Она еще некоторое время оставалась неподвижной, не обращая внимания на поминутно задевающих ее учеников, которые возвращались с урока физкультуры, — полностью поглощенная фактами, которые неумолимо выстраивались в логическую цепочку у нее в мозгу.
Антуан зачислил Бастиана Моро в лицей в обход всех правил — возможно, при содействии своей жены.
Антуан был жесток — хотя до сих пор она ничего подобного в нем не замечала (но, в конце концов, разве она так уж хорошо разбиралась в мужчинах?).
У Антуана был «мерседес». Темно-синий. Она вспомнила, как он однажды сказал: «Я уже долгие годы верен этой марке… и этому цвету. Удивительный цвет — ни черный, ни синий…»
В номере его машины не было стоящих рядом цифр «9» и «1», но были «2» и «1»… возможно, свидетели не слишком хорошо их разглядели?..
И наконец, Антуан… боялся. Да, сейчас она понимала, что его агрессия была вызвана страхом. Насилие, угрозы — в основе всего этого лежал глубокий животный страх…
Страх одного только имени: Бастиан Моро.
Квартира была обставлена очень просто: диваны из магазина «Конфорама», стеллажи плюс несколько фотографий и детских рисунков на стенах. Обычная типовая квартира, каких полно в любом городе, в том числе и в Лавилль-Сен-Жур, в квартале Вресилль. Этот квартал не был «проблемным районом» наподобие тех, что существуют в мегаполисах, но являл собой одну из тех унылых провинциальных окраин, которые напоминают о своих собратьях в больших городах.
Анне-Лауре Мансар было, на взгляд Бертеги, не больше тридцати лет, и она напоминала собственную гостиную: заурядная, болезненно-бледная женщина, с кругами под глазами, которые ясно свидетельствовали о хронической усталости, — видно было, что она разрывается между низкооплачиваемой работой и повседневным безрадостным бытом матери-одиночки.