— Ну, втягивай воздух! Как будто тянешь сок через соломинку.
Его рот наполнился горячим и горьким дымом, но Бастиан так его и не вдохнул. Пару секунд подержал его во рту, затем резко выдохнул, почти выплюнул, и перед глазами возникло серое облачко. Хорошо хоть не закашлялся… Но все же он вернул сигарету Опаль с горделивым ощущением того, что мгновенно перескочил несколько лет и почти преодолел дистанцию, отделяющую его от подруги.
Он ничего не сказал, а Опаль ничего не стала спрашивать. Но Бастиан понял, что прошел некое испытание.
— Зачем ты меня сюда привела?
Опаль снова выпустила клуб дыма — он догадался, что ей доставляет удовольствие изображать взрослую женщину. В то же время ее жесты были еще неуверенными: она походила на маленьких девочек, впервые надевших материнские туфли на каблуках и осторожно делающих первые шаги.
— Опаль, так ты мне объяснишь?..
Шум, донесшийся от входной двери, заставил его вздрогнуть и резко вскочить с места.
— Без паники! Это они.
— Они?..
— Да. Showder Society.
Минутой позже «они» появились: кудрявая девушка чуть старше Опаль и молодой человек, худощавый и темноволосый.
— Бастиан, позволь тебе представить двух самых близких друзей моего брата… Анн-Сесиль и Жан-Робен.
Бастиан внимательно разглядывал их. Он вспомнил, что Жан-Робена уже видел в лицее. Впрочем, его было трудно не заметить: одетый в полудендистском, полуготтском стиле, он словно вышел из какого-то клипа Милен Фармер. Своими черными кругами вокруг глаз и андрогинными чертами лица он так же выделялся на фоне остальных учеников, как Клеманс Дюпаль — своими мини-юбками и фигурой секс-бомбы. Анн-Сесиль, напротив, вполне соответствовала местным стандартам: стильные джинсы с не слишком заниженной талией, синий пуловер, круглые очки в металлической оправе. Она в точности походила на большинство остальных учениц второго или первого класса [11] — зеркальные копии своих матерей, готовящиеся повторить их судьбу после выпуска.
— Привет! — сказал молодой человек, бросая свой рюкзак в угол. — Жан-Робен — это я. Уточняю на всякий случай, если вдруг у тебя возникли сомнения…
Он небрежно протянул Бастиану руку, и тот пожал ее — сначала слабо, потом сильнее, когда молодой человек добавил:
— Жан-Робен дю Мерселак.
Никогда прежде Бастиан не встречал ученика, представлявшегося по фамилии, да еще и с частицей «дю».
— Жан-Робен сейчас во втором классе, — объяснила Опаль, пока молодой человек старался как можно удобнее устроиться на продавленной кушетке. — Если бы мой брат не… в общем, они сейчас были бы в одном классе. Анн-Сесиль самая старшая из нас — она сейчас в первом. И она очень сильная волшебница.
Бастиану показалось, что он ослышался.
— Да, она потомственная чародейка из очень старинного рода, — подтвердил Жан-Робен. — Ее семья состоит в родстве с семьей Талько… это местная аристократическая верхушка. Анн-Сесиль очень способная. И особенно в плане разговоров с умершими. Ведь так, Анн-Сесиль?
Но девушка его не слушала. Она пристально смотрела на Бастиана, не говоря ни слова.
Потом она сняла очки, и Бастиан был удивлен пронзительностью ее взгляда, которую словно еще усиливали отблески пламени в ее темно-ореховых глазах. Анн-Сесиль медленно приблизилась к нему, и Бастиан догадался по почтительному молчанию Опаль и Жан-Робена, что именно Анн-Сесиль — душа их заговорщицкого клана.
Она остановилась рядом с ним — ростом она была лишь немного выше него — и еще раз пристально на него посмотрела. И у Бастиана появилось неприятное ощущение — будто зрачки ее глаз испускают какие-то невидимые лучи, вроде рентгеновских, которыми она просвечивает его насквозь.
Наконец Анн-Сесиль снова надела очки и объявила двум своим друзьям:
— У него есть сила. О да, есть. Просто невероятная…
У хозяина «Геранды» была типично бандитская физиономия — судя по всему, он занимался отмыванием денег в своем заведении, представлявшем собой нечто среднее между кафе и табачной лавкой. Он уже много раз бросал на Бертеги подозрительные взгляды с тех нор, как тот расположился за одним из столиков с чашкой кофе-эспрессо (пятой за этот день).
Бертеги приехал сюда, чтобы встретиться с кузеном Сони, официантки из кафе при лицее «Сент-Экзюпери», предварительно запросив у Клемана криминологическое досье на этого самого кузена, где была и фотография. Хозяин заведения с некоторой настороженностью взглянул на посетителя — грузного человека, чьи жесткие и очень короткие волосы напоминали кабанью щетину, одетого в шикарный костюм и плащ от Хуго Босс. Когда Бертеги представился, угрюмое лицо хозяина приобрело враждебное и одновременно замкнутое выражение.
Комиссар решил не скрывать своих намерений.
— Я знаю, к тебе часто заходит Пьер Джионелли. Нет, у него пока никаких неприятностей. У тебя тоже. Меня направила сюда его двоюродная сестра. Из Лавилль-Сен-Жур. Мне нужно задать ему пару вопросов о делах, которые напрямую его не касаются. Можно сказать, речь идет об услуге.
— Вряд ли он захочет ее оказать, — ответил хозяин, яростно полируя бокал, как будто боролся с желанием расколотить его о стойку. — Он с легавыми не особо разговорчивый.
— Но, может быть, он захочет помочь своей сестре?
Хозяин кафе нехотя произнес:
— Он обычно заходит между четырьмя и пятью вечера. Не каждый день, но часто.
Действительно, без четверти пять Джионелли появился на пороге. Он был похож на парня с фотографии, но бледно-желтый цвет лица и общая истощенность свидетельствовали о том, что с того момента, когда был сделан снимок, Пьер Джионелли провел много бессонных ночей. Теперь это был нервный человечек, как будто насквозь пропитанный никотином. Бертеги знал, что профессиональные игроки с годами становятся тощими и высохшими, нервно-суетливыми людьми или превращаются в толстяков-сангвиников, страдающих одышкой.
Несколько посетителей сказали: «Здорово, Пьеро!» — пока Джионелли шел мимо столиков к бару. Он перебросился несколькими словами с хозяином, потом тот коротким движением головы указал ему на Бертеги.
Держа в руке рюмку анисового ликера, человечек направился прямо к комиссару.
— Интересно, какая муха укусила Соню, что она направляет ко мне легавого? — сказал он вместо приветствия и окинул Бертеги быстрым взглядом, который выражал одновременно осуждение и веселое удивление.
«Легавые» вместо «мусора»… Анисовый ликер… Очевидно, Джионелли, как и хозяин заведения, принадлежал к вымирающему поколению воровской аристократии, а не к нынешнему сброду, — иными словами, предпочитал игру и девочек дракам и наркотикам.