Так что, говоря о «прилипале», Опаль, конечно же, имела в виду его, и это слово рассмешило Бастиана, несмотря на то что он был весь в напряжении. Он с трудом подавил желание расхохотаться, понимая, что, если это произойдет, ученики сочтут его вовсе ненормальным.
Но, должно быть, когда он вышел во двор, лицо у него было все-таки странное, потому что близнецы Пероно — два абсолютно одинаковых типа в очках, напоминающих донышки бутылок, и с мощными, словно у щелкунчиков, зубами — с удивлением покосились на него и расступились, давая ему пройти; один из близнецов при этом с хрустом разгрыз лимонный леденец, а другой проглотил свой, апельсиновый, даже не разгрызая (в классе близнецы были знамениты тем, что жить не могли без сладостей, отчего их зубам приходилось работать почти непрерывно).
Бастиан оставил их рыться в рюкзаках в поисках новых леденцов и смешался с толпой учеников, направлявшихся к выходу. Он заметил, как фигурка Опаль скользнула к колоннаде, по другую сторону которой находился еще один, совсем небольшой внутренний дворик, — в «Сент-Экзюпери» было много таких уголков, которые он еще не успел исследовать, — и обернулся: Манделя не было видно. Путь был свободен.
Он проследовал тем же путем, что и Опаль незадолго до него. Теперь желание смеяться полностью исчезло, сменившись любопытством вследствие такого загадочного поведения подружки.
Следом за подругой Бастиан вышел во внутренний дворик — по обе стороны типичного французского сада с фигурно подстриженными деревьями и идеальными клумбами геометрических форм тянулись здания, в которых располагались химические лаборатории, компьютерные и лингафонные классы, — и поискал ее глазами. В этот момент рыжеволосая голова показалась из-за каменной арки.
— Сюда, — почти прошептала Опаль.
Бастиан направился к арке, но Опаль почти тут же исчезла, устремившись вверх по ступенькам. У входа была табличка с обозначением туалетов. Что, туда?!
Безмерно удивленный, он вошел под арку и, поднявшись по ступенькам, вошел в небольшой открытый вестибюль. Действительно, Опаль ждала его там. Возле туалетов. По он предположил, что она хочет подняться на второй этаж по лестнице в глубине вестибюля.
— Зачем ты меня сюда привела?
— Ты все узнаешь через пару минут, — ответила девочка.
Затем, порывшись в рюкзаке, достала два заржавленных ключа на веревочке. Больше не обращая на Бастиана никакого внимания, Опаль с заговорщицким видом приблизилась к двери, на которую он раньше не обратил внимания, — она была похожа на дверь подсобки, где хранятся ведра, тряпки и все в таком роде.
— Давай быстрей, надо успеть, пока нас не заметили.
— Что успеть?
Вместо ответа она дважды повернула ключ в скважине. Дверь открылась, но не в подсобку, а на узкую спиральную лестницу, уходящую вверх.
Из туалета донесся шум спускаемой воды.
— Быстрей! — повторила Опаль.
Ее зеленые глаза никогда не казались Бастиану такими огромными. Не раздумывая, он устремился за подругой. Она мгновенно закрыла за ним дверь.
Затем, прижав палец к губам, наклонилась к замочной скважине и какое-то время прислушивалась.
— Хорошо, — наконец сказала она.
И пошла вверх по лестнице.
Они поднялись на два этажа по неровным ступенькам, освещенным лишь слабым дневным светом, проникавшим снаружи через узкие прорези в стенах, и оказались перед другой дверью. Новый поворот ключа. Затем Опаль толкнула дверь.
Стоя на пороге, Бастиан огляделся. Было слишком темно, чтобы определить истинные размеры помещения, в котором они оказались. Во всяком случае, оно было просторным, но в то же время каким-то приплюснутым — такое ощущение создавалось из-за гигантских балок, пролегавших под потолком, какие можно увидеть на чердаке.
— Что это? — спросил он.
Опаль пожала плечами.
— Не знаю. Говорят, что раньше это было что-то вроде монастырской тюрьмы — монахинь отправляли сюда в наказание. Потом одно время здесь был театральный кружок, но с тех пор, как все перестроили, никто больше сюда не ходит. — Девочка помолчала и добавила: — Кроме нас.
— Кого нас?
— Заходи уже!
Он следом за ней вошел внутрь, слегка обеспокоенный, но в то же время восхищенный тем, что Опаль поделилась с ним своей тайной.
— Ничего не видно…
— Не беспокойся. Я знаю дорогу.
Она повела его мимо нагроможденных в беспорядке предметов: пыльной мебели, рулонов ткани, картонных коробок, вешалок, на которых кое-где висели маскарадные костюмы или пустые плечики, еще какого-то хлама…
Наконец в глубине помещения он увидел два продавленных кресла, между которыми стояла большая коробка, служившая столом. Ту часть помещения, где были кресла и коробка, отгораживала высокая перегородка — кажется, ширма из реквизита кукольного театра.
— Мой персональный уголок, — с гордостью сказала Опаль. И действительно, начала действовать так уверено, словно была у себя дома: зажгла свечу, вставленную в стакан, очистила «стол» — собрала в стопку картонные квадратики с буквами, разложенные вокруг стакана, отбросила в угол пустую бутылку из-под кока-колы…
— Но как ты достала ключи? — спросил Бастиан, слегка досадуя на себя за этот постоянный тон маленького мальчика, который ничего на свете не знает.
Опаль повернулась к нему — на ее лице была немного печальная улыбка.
— Ключи были у моего брата… Он часто сюда приходил. И другие…
— А у него они откуда?
— О, это долгая история… Ну, что стоишь — садись.
Бастиан осторожно сел в низкое продавленное кресло и тут же почувствовал, как в зад впилась пружина.
— Ты часто здесь бываешь? — спросил он, посмотрев на Опаль.
— Каждый раз, когда хочу с ним поговорить.
— С кем?
Пламя свечи, слегка колеблемое потоком воздуха, проникавшим внутрь помещения из разбитого окна, на мгновение взметнулось вверх и осветило лицо девочки. Указывая на квадратики с буквами, Опаль ответила:
— С братом.
Бастиан совсем не знал, что сказать.
— Они скоро придут, — добавила Опаль.
После чего в ее руке неожиданно появилась сигарета. Затем Опаль зажала сигарету в губах и наклонилась к пламени свечи. Затянулась. По какой-то непонятной причине Бастиан ощутил глубокую печаль. Он понимал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать: невыносимо было сознавать, что Опаль принадлежит к числу тех девушек, которые могут, что называется, плохо кончить.
Она закашлялась. Потом протянула другую сигарету.
— Будешь?
Он кивнул, неловко сжал сигарету в пальцах, потом поднес ко рту. Заколебался.