Они хотели уничтожить в нас динозавров и не успокоились бы до тех пор, пока нас нельзя было бы отличить от обезьян. Каждое утро в этом кошмарном месте я смотрела на себя в зеркало, на свою ужасную морду, страшные когти, отвратительный хвост и ненавидела последние признаки моей принадлежности к динозаврам.
Моя лучшая подружка дошла до того, что отрубила себе хвост. Как-то утром она пошла в цех, включила циркулярную пилу и просто отрезала его. И несмотря на то, что она умерла, ее желание очеловечиться было сильнее желания жить. Помнится, в тот момент я испытала не ужас и не отвращение, а подумала: «Джанин молодчина, почему я так не могу?».
Я не удержался и сглотнул комок в горле.
— И почему же ты не смогла?
— Рааль нашел меня прежде, чем я дошла до ручки. Он приехал к нам, поговорил с несколькими девочками, а потом встретил меня и сказал, что поиски завершены. Рааль сказал, что вот уже десять лет искал того, кто же выведет наш род из рабства. Он даже не стал дожидаться, когда придут все разрешения на удочерение, просто пришел однажды вечером ко мне, вытащил меня из этой комнаты, из приюта, и мы сбежали.
— Ты поверила ему?
— Ни капельки. Но у него была еда, травка. И свобода. Для девочки из сиротского приюта, едва достигшей подросткового возраста, он был Моисеем, Иисусом и Кейтом Партридж из «Семейки Партриджей» в одном флаконе.
— А потом?
— А потом началось мое обучение. Годы терпения и понимания. Рааль пытался показать мне, кто я на самом деле, и что еще важнее — что я есть, то есть мою сущность. Он научил меня пользоваться тем, что дала мне матушка-природа, и заново полюбить себя.
Я ничего не мог с собой поделать. Может, так на меня повлияла история, или просто поздний вечер за окном, или остаточное действие трав на мою нервную систему, но мысль сорвалась с моих губ быстрее, чем я успел поднять трап:
— Он научил тебя проделывать всякие фокусы со своим запахом.
— Он научил меня проделывать всякие фокусы со своим запахом, — повторила Цирцея, взяла меня за руку, и я ощутил жгучее покалывание в руке, которое поднялось до грудной клетки. — На самом деле не такие уж это и фокусы, эта возможность дана нам от природы, как способность дышать или ходить. Это наша неотъемлемая часть.
— Как это?
— Запах позволяет добраться до нашей подлинной сущности. Возможно все — общение путем запаха, усиление его интенсивности и даже бездействие пахучих желез. Когда ты уверен в себе, то эта способность постепенно превращается в нечто само собой разумеющееся, в часть тебя. Это все естественно.
Но все динозавры разные, — добавила Цирцея. — У нас много общего, но мы как люди в том плане, что у каждого свой уровень способностей.
Пока она говорила, я учуял, что ее способности проявляются в полную силу. Сейчас это не было быстрым впрыскиванием феромонов, как в прошлые разы, когда она буквально сбивала меня с ног, а медленный равномерный массаж моих чувств. На меня накатывали волны чего-то сладкого, пряного и замечательного. Комната начала раскачиваться перед глазами, стены вибрировали, словно махали мне на прощание ручкой — доброй ночи, Винсент, ты вернешься очень скоро…
Но я продолжал задавать вопросы, мать их, и собрал все имеющиеся силы в кулак, чтобы бороться с магией запаха и произносить нужные слова:
— Вот почему он тебя выбрал, — удалось мне выдавить из себя. — У тебя эти способности чер… чрезвыч-чайно развиты…
Цирцея кивнула. Учитывая мое выигрышное состояние, для меня это выглядело так, словно она кивнула всем телом. Стены теряли непроницаемость, становясь все более и более прозрачными.
— Я покинула тот мир, — сказала Цирцея, — и стала ученицей Рааля. Он сказал, что у меня такой талант, которого он раньше не встречал. И еще — что мы вместе освободим наш род от оков. Что есть лишь один путь понять наше подлинное «я» — это туаааах грееаерл, и тогда лааре-еч орррарех во всем вролааае…
Из ее рта вырывались какие-то бессмысленные визги и хрипы, иностранный язык смешивался с моим родным. Но она продолжала говорить — рычать, похрюкивать, — словно это был чистейший английский во всем мире.
Как только последняя стена не выдержала и пала, я вытянул руки и попытался схватиться за кресло, мне нужно было хоть что-то, чтобы удержаться на месте. Мои руки нащупали кожу, которой был обтянут диван (хороший знак!), но почти сразу же она превратилась в кору. Я посмотрел и обнаружил, что пальцы крепко сжимают ветку доисторического дерева, а когда я снова поднял глаза, то никакого кабинета уже не было.
Я снова был в лесу.
Вы, наверное, думаете, что теперь-то я уже ориентировался в этих проклятых джунглях, но на этот раз все было по-другому. В предыдущих опытах с Цирцеей и ее волшебным ароматом лес был почти такой же реальный, как в жизни, но это была некая часть антимира, когда чувствуешь, что все происходит не совсем по-настоящему. А в этот раз сук был настолько реальным, чтобы сильно царапать мою задницу. Вероятно, надо мной парил птеродактиль и эта тварь решила сделать свои дела прямо у меня над башкой, и уж будьте уверены, я не усядусь на заднице ровно и не стану надеяться, что это только мираж.
Я встал, и листья под ногами смялись, коснувшись пальцев, щекоча их и лаская. Незнакомые звуки — какие-то песни, крики и радостные вопли окружающего меня мира — скакали с дерева на дерево и снова мне в уши, услаждая мой слух на каждом шагу. Воздух вокруг был плотным, и я понял, что дышу с трудом, словно обучаюсь этому заново. Я дотронулся до еще одного дерева, и оно было твердым. Все это происходит со мной здесь и сейчас.
Кто-то погладил меня по груди. Пальчик скользил все ниже и ниже. Этот кто-то стоял у меня за спиной и горячо дышал в ухо.
— Тебе нравится?
Цирцея.
— Как…
— Тсс. Тебе нравится?
— Да-а-а-а-а, — выдохнул я, протянув последнее «а». Обычно мои отношения начинаются не так, обычно я соблазнитель, а не соблазняемый, но раз уж я уже нахожусь в реальности, которой не существует, так почему бы не позволить природе идти своим путем, неважно, насколько извилистым он кажется.
— Давай же, — прошептала она. — Как в последний раз.
Руки обняли меня крепче, обвивая мое тело, и я повернулся к моей новой любовнице. Наши языки уже искали друг друга, извиваясь как змеи, переплетаясь, слизывая пот и слюну, впитывая запахи. Мои руки сами по себе поднялись, крепко держа Цирцею, и оторвали ее от земли, а пальцы обхватывали основание ее хвоста, поглаживали спину, унося ее туда, где она должна была быть — туда, где я хотел, чтобы она была…
И вот мы уже двигались, и хотя наши ноги оставались на месте, но зато земля под ними пошла волнами, начала вертеться. Мы занимались любовью, раскачиваясь взад-вперед, я проникал в нее, ворочаясь на нашем воздушном ложе, мимо проносились деревья, листья хлестали по обнаженной коже. Она крепко обвила меня ногами, открыла рот и что-то выкрикивала.