Одним словом, полная чепуха, особенно то, как изобразили нас, бедных Рапторов. Мы можем быть опасными, да, но мы не убиваем без разбора, и я никогда не слышал, чтобы кто-то из нас убил человека без веских на то оснований. Впрочем, вытащить нас из пробирки и запереть в клетках, будто диких зверей, это ли не веское основание?
Я понимаю, что все это не более чем развлечение, целлулоидные фантазии для безмозглого человечьего быдла, которое даже в самых жутких кошмарах не может себе вообразить встречу с настоящим живым динозавром, не говоря уж о том, чтобы этот динозавр вел уголовное расследование, проявлял пленку, подавал напитки в «Дин-о-Мэт» или стоял во главе ведущей в мире фармацевтической компании, хотя от этого легче не становится.
Но если что-то произвело на меня впечатление в этом фильме и вспомнилось сейчас, так это немыслимые финансовые затраты на выделение ДНК и получение всего генетического кода для инкубации одного-единственного яйца. Поскольку у парня из фильма было до хрена деловых связей, а у доктора Валлардо все устроено значительно круче, я снова поражаюсь, откуда он берет деньги на свои исследования. И на этот раз спрашиваю его.
— В основном конфиденциальные жертвователи, — объясняет доктор. — Конечно же, я не могу использовать больничные фонды, поскольку многие из попечителей принадлежат к человечьему племени, да, но у меня есть друзья в правлении, благодаря которым никто не мешает нашей работе.
— Конфиденциальные жертвователи, как, например?…
— Если я скажу, они потеряют свою конфиденциальность, да, — грозит мне пальцем доктор Валлардо.
— Может быть, я сам догадаюсь?
— Очередное озарение?
— Догадка, основанная на фактах.
Он пожимает плечами и отворачивается, чтобы осмотреть яйцо.
— Я же не могу запретить вам гадать, правда?
Не может.
— Был жертвователем Донован Берк?
— Кто?
— Донован — Берк, — повторяю я чуть ли не по слогам.
Он опять пожимает плечами:
— Это имя мне незнакомо. Жертвуют многие, обычно небольшие суммы. Всех не упомнишь.
— Около двух лет назад он был еще и вашим пациентом. Раптор-самец.
Доктор Валлардо устраивает целый спектакль, будто бы пытаясь вспомнить: закатывает глаза, трет подбородок, но меня не проведешь.
— Нет, — качает он головой. — Пациента с таким именем я не припоминаю.
— Его невестой была Джейси Холден, Колеофизис.
Он опять качает головой, и я опять не верю ему.
— Вы говорите, они проходили обследование?
— Я этого не говорил, но все именно так.
— Да, да… Никаких воспоминаний. Так много лиц.
— Что ж, возможно, они не были крупными жертвователями.
— Возможно.
— А как насчет доктора Наделя?
— Кевин Надель?
Ура, победа — доктор хоть в чем-то признался.
— Да, окружной коронер. Он принадлежал к жертвователям?
— Не думаю.
— Но вы его знаете.
— Мы вместе учились медицине, да. Старый друг. Но он работает на правительство — какие уж там деньги.
— Так, может, вы подбрасывали ему наличных?
— Я друзьям взаймы не даю.
— А если не взаймы?
— Вы пытаетесь меня в чем-то уличить? — спрашивает он, и я предпочитаю спустить дело на тормозах, не дожидаясь, пока два Бронта запихнут меня в стеклянный ящик и вышвырнут вон.
— Давайте продолжим. — Занимайте места — основное представление начинается. — Был ли жертвователем Раймонд Макбрайд?
К счастью, доктор Валлардо уже положил на место яйцо размером с шар для боулинга, а иначе конкретно этот эксперимент закончился бы, разбившись вдребезги. Доктор подзывает телохранителей, усердно изучающих яйца поменьше:
— Фрэнк, Питер, не могли бы вы подождать за дверью?
Парочка Бронтозавров подчиняется. Доктор Валлардо ждет, пока за ними не закроется дверь, и только затем поворачивается ко мне, изо всех сил стараясь удержать доброжелательную мину.
— Вы говорили с ним? — Через всю комнату я слышу, как он скрежещет зубами. — То есть прежде чем он скончался?
Я рассчитываю на какую-то реакцию, но нет, ничего особенного. Что ж, поднажмем так, чтобы брызги полетели.
— Я разговаривал с его женой, — заявляю я со всей возможной многозначительностью. — У нас была долгая беседа. Она многое мне поведала.
Он на удочку не поддается.
— Мистер Макбрайд, да упокоится душа его, был среди жертвователей, да. И, в общем, этого не скрывал. Он полностью поддерживал мою работу, да, да.
— Полностью… Так речь идет о тысячах? Сотнях тысяч? Миллионах?
— Боюсь, что этого я вам сообщить не смогу.
— Даже если я очень попрошу?
— Даже если очень.
Столкновение лоб в лоб. Не отступать. Кто кого пересилит? Я предпочитаю сражаться именно так. Битва взглядов — кто первый моргнет, тот проиграл.
Проклятье. Так нечестно — у меня врожденная сухость в глазах. Ладно, по крайней мере, я убедился, что Макбрайд был среди жертвователей, хотя точных сумм и не выяснил.
— Зачем понадобилось Раймонду Макбрайду финансировать опыты ученого, чья работа ему до лампочки? Они с миссис Макбрайд оба Карнотавры. Им ваше лечение ни к чему.
— Как я могу прочитать мысли покойного? — удивляется доктор. — Возможно, он хотел помочь сообществу динозавров в целом, да, да.
— Не думаете ли вы, что Раймонда Макбрайда убил некто, не одобрявший финансирование ваших проектов?
— Понятия не имею, почему был убит мистер Макбрайд. Если бы я знал, немедленно отправился бы в полицию, да.
— Но вы допускаете, что мистера Макбрайда убили из-за того, что он впутался в ваши дела? — За неимением дневной работы, последнее время я слишком часто по ночам смотрел телевизионные инсценировки судебных разбирательств, так что теперь изо рта у меня лезет вся эта прокурорская муть.
Глубокий вздох — последнее время мои свидетели издают их все чаще и чаще, — и он произносит:
— Все возможно, мистер Рубио. Абсолютно все. — С губ Валлардо не сползает ужасно раздражающая меня улыбка. Это не более чем деталь облачения, не удивлюсь, если окажется, что доктор воспользовался аксессуаром производства «Нанджутсу корпорэйшн» № 418, «Постоянное Оживление». В голове у этого доктора будто высокая и толстая стена, и, похоже, гиблое дело пытаться ее раскурочить. Но возможно — не более чем возможно, — я смогу обогнуть эту стену.
Я, словно от нечего делать, небрежно обхожу комнату, будто бы невзначай бросая взгляд на инкубаторы. Все в порядке, возвещаю я этой прогулкой, все расслабились. Углубившись в недра лаборатории, я обнаруживаю секцию яиц, развившихся явно более прочих. Это выпускной класс инкубационной камеры доктора Валлардо, ребята, подруливающие к школе на крутых машинах под восторженными взглядами девчонок. Излучатели заливают скорлупу темно-красным, почти коричневым сиянием. В наборах акварельных красок этот цвет назвали бы «умброй жженой».