Кровь избранных | Страница: 4

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Что вы скажете на то, чтобы выпить по глоточку и сыграть партию? — предложил Дитрих, доставая бутылку ликера и два бокала.

Отару водрузил на нос очки в черепаховой оправе и предоставил первый ход Хофштадтеру.

— Война проиграна. Напрасно в Германии все еще питают иллюзии, — с горечью в голосе произнес немец и передвинул фишку.

Японец молча сделал ответный ход.

— Видите, герр Отару, — Дитрих кивнул в сторону окна, — вон там, на юге, за горами, располагается столица этого злосчастного государства. Прошло более пятидесяти лет, как немецкая община обосновалась здесь, чтобы реализовать идеал, который рушится сейчас в Европе. Я отнюдь не разделяю выбора моих соотечественников, решивших создать себе новую малую родину в Парагвае и отгородиться от всего мира. Просто у меня нет другой возможности завершить, как сказал бы мой папаша, миссию.

Хофштадтер сам удивился своему порыву и смущенно улыбнулся.

За гребнями гор гасли последние лучи солнца, и контуры деревянных построек стали скрываться в сумерках.

Партию в го [7] прервали, чтобы поужинать. Отару говорил мало, но Дитриха его немногословность вовсе не смущала. Он чувствовал себя с японцем совершенно естественно. Вскоре уставший с дороги гость откланялся и ушел спать.

Вернувшись в гостиную, хозяин еще долго потягивал ликер, уставившись на гобан.

Рано утром, когда Дитрих в дамасском халате завтракал в столовой, появился японец, одетый, в отличие от хозяина, в костюм.

— Я вижу, вы уже отдохнули, Отару-сан, а ведь вчерашнее путешествие, наверное, было не из легких.

Надевая очки, тот ответил:

— Я сплю сколько требуется, герр Хофштадтер, и не люблю терять время. Мне уже довелось просмотреть вашу документацию.

Японец прихлебнул чай, и на его лицо легла тень.

— «Инь Чжень» [8] с сушеной грушей… а вы человек утонченный, штурмбанфюрер. Образованный, умный, и именно поэтому я осторожен…

Дитрих довольно улыбнулся:

— Что вы говорите, Отару-сан?

Еще раз пригубив чай, японец ответил:

— Буду откровенен. Вы от меня что-то скрываете: бумаги, приготовленные для меня, — лишь вершина айсберга. Есть еще какие-то документы, но вы либо не хотите показывать, либо выжидаете.

Немец посмотрел ему в глаза:

— Пойдемте со мной.

Хофштадтер не стал переодеваться, и как был в халате, так и повел Отару по длинным коридорам мимо чучел кайманов и картин эпохи Возрождения. Вскоре они оказались перед дверью, за которой открылась ведущая круто вниз лестница, вырубленная прямо в скале, и стали спускаться. В ноздри ударил запах сырости, а затем воздух сделался очень влажным. Японец дважды снимал очки и протирал линзы. Немец шел довольно быстро, светя перед собой фонарем и все время оглядываясь. Повернувшись в очередной раз, Дитрих увидел, что гость затоптался на месте.

От забежной ступени короткий коридор вел к металлической винтовой лестнице, круто поднимавшейся вверх. Они вышли уже за пределы виллы и собирались войти в другое здание.

— Осторожно голову, Отару-сан, и смотрите под ноги…

Круг света от фонаря становился все слабее. Поднимаясь по ступенькам, Хофштадтер понял, что не слышит шагов позади себя.

— Ну, что вы там? — Не дождавшись ответа, Дитрих вернулся назад.

Хиро сидел на ступеньке, держа в руке какую-то коробочку. Задыхаясь, японец судорожно ее открыл, высыпал на ладонь несколько маленьких пилюль и бросил их в рот. Он с трудом восстановил дыхание и попытался встать, опираясь рукой о стену. Лоб был покрыт испариной.

— Отару-сан, все в порядке? — Хофштадтер зажег масляную лампу, которая находилась здесь, и подошел поближе.

— Д-да, все хорошо. Не волнуйтесь, герр штурмбанфюрер, мне уже лучше. Прошу вас, идите вперед.

Немец снова зашагал по ступенькам, все время оборачиваясь и стараясь не освещать лицо Отару, чтобы не смущать гостя. Поднимались они долго — лестница сделала множество витков. Хиро не отставал — видимо, пилюли возымели действие. Запах сырости постепенно ослабевал, и воздух становился более свежим.

Лестница казалась бесконечной, но вот впереди забрезжил свет. Они вошли в круглую комнату со сферическим потолком. В лучах света, идущих из узких бойниц, плясали пылинки. В центре комнаты на выложенном из камня подиуме стояло массивное деревянное кресло. В противоположной стороне, за люком, через который они вошли, располагались стол со стульями и стеллажи с книгами и свитками, а также маленький бак с краном и карта полушарий.

— Добро пожаловать, Отару-сан. Это сердце дома Хофштадтера. Проходите, садитесь, сейчас я налью вам воды. — Дитрих жестом указал уставшему гостю на стулья.

При дневном свете японцу стало явно лучше. Он отряхнул пиджак и взял протянутый штурмбанфюрером стакан.

— Прошу прощения за неудобства, Хиро… Я могу называть вас Хиро? Я велел выстроить это подобие бункера в нескольких сотнях метров от основного жилья. Из окна дома он хорошо виден: такой холмик с дубом на вершине. Свет и воздух проходят сквозь маленькие отверстия, спрятанные в кустарнике. Чтобы не нарушать маскировку, войти сюда можно только через подземный ход. Там есть еще парочка боковых выходов, но они открываются только изнутри.

Хофштадтер направился к стене, где был вмурован сейф, набрал код, повернул рукоятку в центре дверцы, и она открылась. Немец долго вглядывался внутрь, задумчиво рассматривая содержимое, потом вынул несколько тетрадок в кожаных переплетах с рельефами геральдических гербов на обложках.

— Это досталось мне от отца.

Хиро приблизился и подождал, пока Дитрих разрешит ему прикоснуться к потрепанным страницам с неповторимым запахом старины, хрустящей под пальцами. В тетрадках был дневник Генриха Хофштадтера, вся его жизнь.

— Вы ведь не собираетесь оставаться здесь читать рукопись? — Штурмбанфюрер закрыл сейф, взял маленький чемоданчик и сложил в него рукописи, включая тетрадь, которую держал в руках Отару.

— Ну ладно, давайте вернемся на виллу, — согласился гость.

Хозяин начал спускаться по винтовой лестнице. Отару глубоко вздохнул, шагнул к столу, взял стакан и снова наполнил его водой. Рука японца дрожала, когда он доставал и открывал коробочку. Засунув в рот пару пилюль и запив их, он последовал за Дитрихом.