— С ними дело плохо, я сам видел. Они ничего не соображают. Их отправили в больницу и взяли анализы крови. Видимо, попытаются допросить, но натолкнутся на серьезные проблемы.
Стоя с телефонной трубкой в руке, Нумений вздохнул, представив себе убийственное воздействие «дыхания Сета».
— Есть ли жертвы или раненые среди прохожих?
— Двое негритят бросились в дым, чтобы чем-нибудь поживиться, да там и остались. Эти бродяжки ринулись туда вместе с другими оборванцами, и всех увезли примерно в том же состоянии, как и людей японца.
Картина прояснилась. Вопросов больше у Нумения не было. Филону же, напротив, не терпелось обсудить происшествие с ответственным оперативником Овна.
— Плохо дело, Нумений. Официального расследования я не опасаюсь — с ним как-нибудь справимся, а вот мисс К. меня беспокоит. Это та еще сучка, и она очень опасна. Мы не знаем, какой информацией владеет агентша, нам вообще о ней ничего не известно.
Нумению не понравилось, что полицейский вмешивается в принятие решений. Он дипломатично поставил коллегу на место:
— Спасибо за информацию, Филон. Я сообщу все нашим братьям, и предоставим им самим делать соответствующие выводы без всякой спешки. Если выяснишь что-то новое, сразу дай знать.
Защитить мир от распространения Аль-Харифа? Не позволить людям с грязными руками овладеть тайнами великой оккультной власти? А у кого грязные руки? Кто, что и от кого будет защищать?
Вопросы принимали неожиданный аспект. У Нумения противно сдавило голову, рот наполнился горечью, к горлу подступила тошнота. Кощунственная мысль, что образец Аль-Харифа исчез с лица земли, вовсе не была ему неприятна. Идея, будто в один прекрасный день все изменится, вырвала его из круга военных действий и помогла взглянуть на события по-другому.
Он подошел к окну и посмотрел на небо. Облака медленно исчезали за горизонтом.
Нужно отправиться туда, где Аль-Хариф поразил людей. Ступить ногами на ту землю, вдохнуть тот воздух. Так велел ему инстинкт.
По отношению к «дыханию Сета» Отару оказался в положении звериного детеныша, которого ведет естественный закон импринтинга, [167] момента запечатления, и он полностью начинает зависеть от покровителя. Только тут роль наседки выполняло смертельно опасное вещество. В научных салонах ему доводилось слышать о Конраде Лоренце [168] и работах других натуралистов. Замечательная теория, как нельзя лучше подходившая к этому случаю. Аль-Хариф сильнее Хиро, и на его зов японец не мог не откликнуться.
Сейчас, когда в очередной раз все было потеряно, Отару непреодолимо и безотчетно тянуло туда, где улетучились последние частички великой тайны. Может, такой патетический, но необходимый поступок станет для него последним.
— Отвезите меня на место, где произошла катастрофа. Я должен увидеть сам.
Кроу счел, что такая идея хуже некуда, но не отважился озвучить свое мнение и уж тем более не стал уговаривать японца передумать. Он так и не понял, что же представляет собой Аль-Хариф. Вещество исчезло, и возможность его появления вновь равнялась нулю. Такие выводы Гордон сделал, украдкой наблюдая за Отару в зеркало заднего вида.
У того вокруг зрачков растеклась страдальческая тень, словно солнце в них никогда уже не заглянет. После поражения лицо японца выцвело, стало еще желтее.
Кроу решил, что нечего тут долго раздумывать. Ему платят за другое, не его это дело. Он завел мотор, и «кадиллак» тронулся с места. Сквозь тучи временами просвечивали редкие лучики солнца, поблескивая на окнах автомобиля. Погода не располагала к хорошему настроению.
Первым напряженное молчание нарушил, как ни странно, не Кроу, а Отару. Это говорило о том, что он осознал свое поражение.
— Работа будет закончена только тогда, когда произведут необходимую зачистку.
Кроу услышал пугающую фразу, с трудом одолевая элементарный правый поворот. При маневре он задел припаркованную на противоположной стороне улицы машину. Смысл слов Отару очевиден, но, может, тот имел в виду что-нибудь другое?
Неужели собираются уничтожить все следы злополучной организации, в спешке сколоченной в Балтиморе на деньги японца? А какие на это есть веские причины? Их ряды и так уже поредели: Бикини исчезли, а мозги ребят, гнавшихся за мисс Копленд, превратились в жаркое. Людей в команде осталось мало: Герцог, Джекпот, сменившийся на отдых шофер «кадиллака» и он сам.
Кроу пришел в себя и повел машину увереннее. Дело дрянь. Маленький японец мог представлять для него большую угрозу. Как поступить? Убрать его? Он слишком важная персона, чтобы просто так бесследно исчезнуть. Да, но однажды утром в дверь Гордона могут постучать… С другой стороны, на деньгах, полученных недавно, стоял японский штамп: Шинокава.
Подбирая подходящие слова, бывший полицейский думал: «Может, Отару совсем не то имел в виду, когда произносил эту фразу?» Он медленно, с подвывом откашлялся и наконец ответил:
— Работа будет закончена, когда вы того захотите. Не беспокойтесь, мистер Отару… — Голос Гордона слился с шумом мотора. — Я тоже сторонник того, чтобы зачищать на совесть.
Ответ больше понравился Отару, чем самому Кроу, поскольку тот не мог сообразить, какая предстоит работа. Чтобы заглушить мерзкий привкус поражения сладостным зрелищем чужих мучений, японца так и подмывало обрисовать подчиненному жуткое физическое устранение. Всех участников, одного за другим. Вполне справедливый конец для команды бездарных дебилов. Он был уверен, что Кроу поверит его словам и начнет трястись. И поделом бы ему!
После поражения японец чувствовал себя старым и опустошенным. Перед лицом Аль-Харифа ничто не имело значения.
Теперь, когда вещества больше не существовало, Отару собирался оставить все как есть. А запятнать себя кровью бывшего американского полицейского и его прихвостней — дело бесполезное и постыдное.
— Мы должны удостовериться в том, что люди, исчезнувшие около резиденции, действительно выведены из игры. Остальные пусть держат рот на замке. В том числе и вы.
«А потом я смогу умереть спокойно», — хотелось ему добавить, не выдавая эмоций. Но это казалось уж слишком доверительным. Он представить не мог, что почувствует себя в роли побежденного таким уязвимым. «Совсем как в смертный час», — подумалось ему. Но никто не достоин разделить с ним такие размышления. Кроме, разве что, Дитриха Хофштадтера. Он кончит жизнь в одиночестве и тишине. Точно так же, как когда-то начал, много лет назад.