Репортер познакомил зрителей с историей захоронения Сети I, оскверненного и разграбленного еще в минувшие эпохи. Однако выяснилось, что все три тысячи триста лет, минувшие с момента захоронения, статуэтка богини-змеи лежала в тщательно замаскированном тайнике. Кто и зачем ее туда положил? И зачем этот человек оставил зашифрованное послание, способное привести к тайнику? Неужели он рассчитывал на чудо? Ведь только чудом эта табличка дошла до наших дней и попала в руки ученых. Возможно, в этом скрыт сокровенный смысл, пока недоступный нашему пониманию?
И наконец, диктор высказал соображение, от которого Николь стало немного не по себе. Как египетские боги отнесутся к похищению очередного сокровища из усыпальницы одного из своих фараонов? Что, если проклятие, постигшее многих расхитителей и осквернителей гробниц, падет на головы тех, кто извлек статуэтку богини из тайника?
Впрочем, он тут же с улыбкой добавил, что статуэтка Меретсегер отправится в Египетский музей, а значит, как нетрудно предположить, боги примирятся с потерей. Тем не менее это последнее замечание показалось Николь довольно неубедительным.
Она обернулась к Жану и увидела, что он, закатив глаза и оскалив зубы, протягивает к ней руки со скрюченными в виде когтей пальцами.
— Я дух Сети I, и я пришел за тобой… — утробным голосом произнес он.
— Не смешно, Жан.
На какое-то мгновение девушка действительно испугалась.
— …чтобы поцеловать тебя, — улыбнулся Жан и привлек к себе Николь.
— Как ты думаешь, боги действительно мне… — ей не удалось закончить вопрос, потому что Жан закрыл ее губы поцелуем.
Тут опять зазвонил телефон, ознаменовав новую серию звонков. Звонили родители Николь, затем Сюзанна, потом Агнес («Ты выглядела в сюжете просто замечательно», — заверила ее Николь), коллеги по работе, друзья…
— Как ты смотришь на то, чтобы включить автоответчик? — Жан воспользовался минутой затишья. — Я так прикончу все твои запасы виски.
— Я сделаю Кое-что получше, — лукаво улыбнулась ему Николь. — Я вообще отключу телефон. Как ты на это смотришь?
Вернувшись от телефона к дивану, она обвила руками шею своего возлюбленного.
— Знаешь что, Жан? Сегодня мне не хочется оставаться одной…
Париж, 2000 год
— Дата назначена. Тридцатое июня. Это следующая пятница. Срок истек. Нет смысла тянуть с осуществлением пророчества. Откладывая великое событие, мы можем столкнуться с весьма непредсказуемыми проблемами.
— Но женщина пока располагает лишь одним фрагментом…
— Этого достаточно. Нам известно местонахождение двух остальных. Кроме того, мы уже убедились в том, что ее прикосновение к ним не возбуждает гнева оберегающих их сил. Во всяком случае, так было в Египте, и у нас нет оснований полагать, что с другими фрагментами будет иначе.
— Быть может, нам стоит позаботиться об охране того, который сейчас в доме?
— А ты знаешь другое место? Более надежное? Это наша территория и там никто не сможет до него добраться. Силы, которые его охраняют, подчиняются нам, — он взмахнул рукой, давая понять, что тема закрыта. — Но ты собирался рассказать мне об архитекторе…
— Да. Когда он остался в нашем доме на ночь, мы вторглись в его сны. Ничего особенного, только…
— Что только?
— Ничего. Вот именно: ничего. Огромная пустота. Ни мыслей, ни чувств, ни реакции на наше появление. Это походило на заброшенный дом без жильцов, без жизни…
— Очень странно, — его собеседник задумался. — Но я не думаю, что этому стоит придавать значение. Быть может, это кататонический ступор.
— Или он располагает необычайно сильными защитными механизмами.
— Возможно… Но нас это не касается, хотя за ним стоит понаблюдать. — Он поднял на собеседника скучающий взгляд. — Речь идет о второстепенной фигуре… Если потребуется, можем ее и вовсе удалить.
Севилья, 1559 год
Диего Рамирес шел по коридору, привычно пряча сложенные перед собой руки в широких рукавах сутаны. Его взгляд, как всегда, был устремлен в пол, не столько для показной сосредоточенности, сколько для того, чтобы избежать ненужных приветствий и не интересующих его разговоров. Немногие решались заговорить с ним, однако всегда находился кто-то, кто считал, что идиотскими вопросами может заслужить его благосклонность.
По этой же причине Рамирес всегда ходил очень быстро, от чего всем, кто его видел, казалось, что он спешит по очень важному делу.
Но сегодня он, погруженный в свои мысли, против обыкновения шел медленно. Он шел из своего кабинета в подземелье, обдумывая содержимое оставшейся на его столе папки. Папки с материалами на Бартоломе де Каррансу.
Архиепископа арестовали по обвинению в ереси 22 августа в Торрелагуне, когда тот направлялся в Вальядолид. Рамиресу стоило больших усилий сохранить спокойствие и даже напустить на себя безразличный вид, когда эта новость дошла до него. Он поспешил под каким-то вымышленным предлогом расстаться с принесшим известие собеседником и уединился в отведенных ему комнатах. Подойдя к зеркалу, он позволил проявиться обитающей в его теле сущности, всмотрелся в свое лицо и, вскинув руки в ликующем жесте, издал хриплый победный клич.
Подобный исход дела превзошел все его ожидания. Дело Каррансы было открыто чуть больше года назад, вскоре после назначения его архиепископом, и вот уже примас Испании должен был предстать перед судом по обвинению в ереси — глумлении над верой и дискредитации католической церкви.
Но через два дня после ареста архиепископа радость доминиканца, приложившего руку к тому, чтобы падение Каррансы стало свершившимся фактом, омрачило известие, что фрагмент подвески, который Рамирес рассчитывал изъять у опального примаса, бесследно исчез.
Севильский инквизитор лично позаботился о том, чтобы двое его людей присутствовали при аресте Каррансы и попытались завладеть осколком ожерелья Сатанеля. Однако ни у самого архиепископа, ни в его вещах, ни у сопровождавших его людей не было ничего похожего на то, что они искали. Ошибки быть не могло: близость любого из фрагментов подвески обостряла все чувства последователей Сатанеля.
К счастью, Рамирес всегда был крайне скрупулезен — оставлял себе пути для отступления. Теперь он рассчитывал извлечь информацию из этого ничтожного ювелира, ожидающего своей участи в камере подземелья.
Если же этого не произойдет, тоже ничего страшного. Рано или поздно местоположение фрагмента будет обнаружено. Так гласило пророчество. Цикл должен завершиться. Но Диего Рамирес стремился завершить и свой собственный цикл — ему хотелось стать тем, кто обнаружит драгоценный предмет.
Перебирая в памяти события, приведшие к падению Каррансы, инквизитор продолжал свой путь в подземелье дворца Трианы. В его памяти еще свежи были воспоминания о визите Фернандо де Вальдеса в тот самый кабинет, который он только что покинул…