– А теперь о главном. Мне стало известно, что у вас есть должник по имени Миша. Так вот, проблемы этого недоноска меня абсолютно не касаются. Сбивайте с него бабло, заставляйте отрабатывать, стреляйте, вешайте – это ваше дело. Что же касается родственников…
– Отпусти, – потребовал Муслим, захлебываясь юшкой, струящейся из носа.
Прозвучало это не грозно, а плаксиво и очень невнятно.
– Фи-фи-фи, – передразнил Таран. – Помалкивай уж, комиссар бакинский. Не то поверну твою губенку вот так… – Он продемонстрировал, заставив Муслима взвизгнуть по-поросячьи. – И оторву к такой матери. Улыбка у тебя после этого станет во всю харю, зато дикция совершенно испортится. Хочешь всю оставшуюся жизнь проходить с зубами напоказ? Нет? Тогда заглохни и слушай.
– Мы поняли! – подал голос Леха.
– Я хочу, чтобы твои азербайджанские братья по разуму поняли, – сказал Таран. – Твой номер шестьдесят шестой, сиди и сопи в две дырочки… Тофик, ты меня хорошо слышишь?
– Да, – кивнул Тофик. – Я хорошо слышу.
– Муслим?
– Фо-фо-фо, – обреченно ответил парень.
– Я рад, – произнес Таран. – Калечить вас мне скучно и неохота. Но и вы пообещайте забыть о существовании Мишиных родственников. Потому что если сестра Миши еще раз мне на вас пожалуется, то вы не только без своих молодых губ останетесь, но и без яиц. Не говоря уж о вашем притоне, который сгорит синим пламенем. Повторять надо? Не надо? В таком случае клянитесь.
Отпущенный Муслим подвигал ртом, возвращая ему чувствительность. Умоляюще глядя на него, Тофик отчетливо произнес:
– Мамой клянемся. Не тронем Алену.
– А также ее родителей, – подсказал Таран.
– И родителей.
– Не тронем, – буркнул Муслим, отступая на безопасное расстояние.
Если бы взгляды могли убивать, Таран бы давно рухнул замертво, но взгляды – не пули. Выдержав внушительную паузу, он спрятал пистолет и, хрустя осколками, направился к выходу. По пути прихватил полуторалитровую бутылку воды, чтобы промыть царапины и ссадины. Осведомился вежливо:
– Сколько?
– За счет заведения, – процедил Муслим.
– Приятно иметь дело с таким понятливым молодым человеком, – улыбнулся Таран, подмигнул и вышел.
Огней вокруг было совсем мало, поэтому ночное небо казалось необычайно глубоким и таинственным. Звезды загадочно мерцали, посылая земле какие-то важные космические сигналы. Тарану захотелось то ли помолиться, то ли задуматься о чем-нибудь возвышенном, но не связанным с религией, мистикой или уфологией. Его в принципе не устраивала идея поклонения неким высшим силам только потому, что они могущественны. Не любовь или стремление к совершенству двигает теми, кто бьет поклоны богу. Их заставляет преклоняться сила. Совершивший грех обязан признать, что он чмо болотное, дабы заслужить прощение. А раз так, то молиться Таран не станет. У него других забот хватает.
Закурив сигарету, он зашагал к машине.
Непроглядная ночь сменилась серыми сумерками, когда «Ланос» свернул с шоссе на грунтовку и закачался тяжелой каравеллой на волнах.
– Ты наконец расскажешь мне, чем закончился ваш мужской разговор в «Фортуне»? – спросила Алена.
Таран, отмалчивавшийся всю дорогу, неохотно произнес:
– Разговор закончился полным взаимопониманием. Ни тебя, ни твоих родителей никто пальцем не тронет. Забудь про азербайджанцев. Ты им ничего не должна.
– Правда?
– Правда. Хотя если бы я захотел, то мне ничего не стоило бы тебя обмануть.
– Нет! Ты не такой. – С этими словами Алена быстро приблизила губы к щеке Тарана и наградила его едва ощутимым поцелуем. – Спасибо. Ты настоящий человек.
– Просто человек.
– Не просто. Очень хороший.
Захотелось поскорее сменить тему. Когда тебя хвалят, это приятно, но во всем должна быть мера.
– Подъезжаем? – сухо поинтересовался Таран, поглядывая в зеркало заднего обзора, чтобы лишний раз убедиться в отсутствии «хвоста».
– Люда говорила, что отсюда километра три, – ответила Алена, показывая на указатель, выхваченный из темноты фарами. На нем было написано:
ПТИЦЕФАБРИКА «КРАСНЫЙ ПАРТИЗАН».
– Так мы в инкубатор или в партизанский отряд? – пошутил Таран.
– Ни птицефабрик, ни народных мстителей тут давно нет, – ответила Алена, вглядываясь в ночь. – Осторожнее. Люда сказала, что дальше будет дамба. Тут карьеры затопленные, вот и пришлось соорудить насыпь, чтобы весной поля не заливало. Поверху дорогу проложили, узкую. Ты не гони, ладно?
– Боишься смерти?
– Утонуть боюсь. Холодно, темно и ни звука, бр-р… – Алена поежилась. – Лучше уж сгореть. Очень больно, зато быстро.
Таран с любопытством взглянул на девушку. Она нравилась ему все сильнее. Он был почти счастлив, что официантка Люда нашла себе замену.
* * *
Поселок, в который они прибыли, походил на небольшую деревушку, состоящую из четырех десятков дворов, обнесенных разнообразными заборами. Но собак, готовых облаять проезжающий автомобиль, нашлось две-три, что свидетельствовало о дачном, а не деревенском укладе жизни здешних обитателей. Дома тоже отличались от деревенских – чересчур маленькие и щеголеватые, под островерхими черепичными крышами, с зарешеченными оконцами и даже с балкончиками и террасками. Отыскав нужный дом, Таран выбрался из машины и, пока Алена возилась с ключами, с наслаждением дышал свежим весенним воздухом. Калитка отворилась без скрипа, ничем не выражая протест против прибытия нежданных гостей. Пройдя по узкой бетонной дорожке, Таран и Алена поднялись на крылечко.
– Мне почему-то страшно, – призналась девушка, ежась в своем легком плащике.
– Не замок с привидениями, – успокоил ее Таран, завладевая ключами.
– Здесь, наверное, холодно и сыро, – пробормотала Алена, опасливо наблюдая за его возней с дверью.
По сценарию следовало бы пообещать ее согреть, но это бы было слишком пошло.
– Не волнуйся, – сказал Таран. – Раз Людмила жила здесь зимой, то наверняка топила, так что дом в морозильную камеру не превратился. Прошу. – Он толкнул дверь, предлагая спутнице переступить порог первой. – Чувствуй себя как дома.
– Почувствую. – Алена смущенно улыбнулась. – Когда поем.
– Впервые вижу голодную официантку. В ресторане, наверное, всегда есть чем поживиться?
– Я никогда не прикасаюсь к объедкам. – Алена покраснела до самых ушей. – И не беру чужого.
– В таком случае ты само совершенство, – решил Таран, нащупывая выключатель.
В доме было тесновато, зато чисто и уютно. На кухоньке тикали старинные ходики с кукушкой, которая однажды опрометчиво высунулась из своего металлического гнезда, да так и не сумела забраться обратно. Подоконник был заставлен трехлитровыми банками с кислым молоком и соленьями, на полке высилась пирамида из всевозможных консервов, а в крохотном холодильнике нашлось масло и даже початая бутылочка кетчупа.