Дуся кивнула и протянула ему ожерелье. Зинаида выхватила у дежурного вещь, потом покрутила ее в руках, Евдокия ахнула, украшение распалось на две части.
– Вот, – засмеялась Панова, – глядите, какая у нее морда удивленная! И не знала ничего! Оно в браслеты превращается! Мне мама показывала! Они его у нас украли.
Иван Павлович возмутился:
– Купил вещь!
– Где? – поинтересовался милиционер.
Генерал замялся.
– Ну… понимаете, приехал на Арбат, а там в магазине ничего, вышел на улицу, подходит старушка, открывает коробочку и говорит: «Приобретите для жены, хорошая вещь, старинная». Я и взял!
– Вор! – заорала Зина.
Дуся в растерянности глядела на мужа, а Иван старательно отбивался от Пановой.
– Я деньги отдал, большие. И ничего старуха о трансформации ожерелья не говорила!
Панова истерически зарыдала, а дежурный внимательно изучил распавшееся на несколько кусков ожерелье и сказал:
– Очень прошу, подождите в соседнем кабинете, вам туда чай принесут.
Дуся и Ваня покорно перешли в другую комнату, генерал ощущал себя не слишком комфортно, да и Евдокии было невесело, в тягостном молчании пара просидела довольно долго, потом на пороге появился все тот же милиционер и сказал:
– Уж извините, мы разобрались, пойдемте, объясню суть.
В кабинете, на стуле, обнаружилась худенькая девушка, почти девочка, с испуганным взглядом.
– Знакомьтесь, – вздохнул сотрудник отеделения, – Валя Панова, дочь Зинаиды. Валечка, объясните генералу и его супруге суть проблемы.
Внезапно девушка сползла на пол, встала на колени и, отвешивая земные поклоны, стала причитать:
– Простите, Христа ради, пожалейте, умоляю, не губите маму! Это я виновата, не усмотрела!
Иван Павлович оторопел, а сердобольная Дуся кинулась к Вале.
– Встань немедленно! Дайте ей воды! Ну чего стоите? Налейте из графина.
Схватив протянутый стакан, Валечка осушила его и обрела способность изъясняться нормально. Рассказ ее был печален.
Зинаида – психически неполноценная женщина, чей пораженный болезнью мозг полон фантазий. Нигде не работающая, находящаяся на инвалидности Панова целыми днями читает книги, иногда Зину переклинивает, и ей начинает казаться, что она брошенная дочь обеспеченных родителей.
– Мамочка из очень простой семьи, – всхлипывала Валя, – бабушка дворничихой работала, дедушка в сапожной мастерской сидел, никаких драгоценностей они не имели, от аванса до зарплаты еле тянули. Извините маму! Ей ерунда мерещится, в мае обострения случаются. Если сейчас настаивать станете, ее в психушку определят, там бить станут. Я по гроб жизни буду вам благодарна, коли так уйдете, без заявления. Это наша соседка виновата, она с мужем на концерт в Большой театр приглашение получила, да ее супруга в командировку отправили, вот и предложила мамочке пойти. А я на работе была, недоглядела. Теперь все, запру маму дома.
Дусе стало жаль Валю до слез. Бедная девушка, она, наверное, очень хороший человек, раз не сдала сумасшедшую родительницу государству, а сама пытается справиться с несчастьем.
– Но Зина откуда-то узнала про секрет, – вдруг подал голос Иван Павлович, – ожерелье распалось на браслеты!
Валя понурила голову, а следователь кашлянул.
– Кхм, тут такая штука. Мне тоже вначале показалось, что Панова говорит правду, но потом вгляделся и сообразил: она попросту разорвала колье. Видите?
– Ну и сила в руках у бабы, – восхитился генерал, – просто Илья Муромец, эк она его, спокойно, без напряга, мне и то не справиться.
Милиционер сочувственно поглядел на вытиравшую слезы Валю.
– Психи в момент буйства горы свернут.
– Верно, – прошептала Валечка, – мама весь год тихая, а в мае дверь сломать может, одним движением вышибает.
– Значит, колье испорчено, – резюмировала Дуся.
– Не расстраивайся, дорогая, – мигом отреагировал супруг, – починим.
Валя снова упала на колени.
– Простите, простите, простите, – монотонно, словно капающая вода из крана, зачастила она, – не губите, не губите, не губите…
Дуся и Ваня ушли из милиции, прихватив изуродованное ожерелье, никакого заявления против несчастной Пановой они оставлять не стали. Евдокия решила починить колье и убрать подальше, ей очень не хотелось вспоминать об идиотском происшествии.
Через два дня в квартире раздался звонок, времена были советские, о криминальных личностях тогда обычные граждане особо не думали, поэтому Евдокия спокойно распахнула дверь, не поглядев в замок и не задав традиционного вопроса: «Кто там?»
В прихожую вошла Валя с плетеной сумкой в руках.
– Чего тебе надо? – удивленно воскликнула Дуся.
– Вот, – стала впихивать девушка корзинку генеральше, – возьмите.
– Зачем?
– Там подарок.
– Не нужно.
– Уж не побрезгуйте, яички из деревни, сметанка своя, мед в сотах, – тараторила Валя, – специально в колхоз, к родне смоталась и привезла. Ешьте на здоровье. Спасибо вам.
– Уноси, – простонала Дуся, у которой с утра немилосердно трещала голова.
– От чистого сердца, – не отступала Валя, – не обижайтесь, другим ничем поблагодарить не сумею.
– До свидания, – еле выговорила Дуся.
– Ой, вам плохо?
– Нет, ступай домой.
– Вся красная, небось температура.
– Сама разберусь.
– У вас ребенок кричит, не слышите?
Евдокия хотела сказать: «Девочка больна корью», – но не сумела, у генеральши подкосились ноги, перед глазами потемнело… Дальнейшее вспоминалось с трудом. Вроде кто-то привел ее в спальню, раздел и уложил в кровать, сунув под мышку противный холодный градусник. Затем из тумана выплыло испуганное лицо Ивана Павловича…
Очнулась Дуся внезапно, обнаружила себя на постели, села, потрясла головой, потом кое-как встала на дрожащие ноги и добрела до кухни.
В просторном помещении приятно пахло свежепожаренными котлетами, у стола сидела крохотная Галечка с ложкой в руке, а возле плиты стояла… Валя.