После того случая Марфа более никуда с Ми не отправлялась и долгое время, если разговор заходил о воспитании детей, закатывая глаза, говорила:
– Господи! Это такая проблема! Один раз я лишилась шикарной сумочки!
С Ми занимались няньки и домработницы. По счастью, девочка уродилась тихой, спокойной, больше всего она любила сидеть в углу и вязать куклам платья. В школе, кроме Лены, у Милады друзей не имелось, скромная троечница не вызывала особых эмоций ни у одноклассников, ни у учителей. Нет, Ми не обижали, не дразнили, не третировали, в учебном заведении подобное поведение не поощрялось. Ее просто не видели в упор. До такой степени, что когда Милада Смолякова, сломав руку, пропустила почти целую четверть, учителя спокойно выставили ей привычные тройки. Педагоги даже не заметили отсутствия девочки, считали: она, как всегда, тихо сидит на «камчатке» [6].
Когда Ми перешла в десятый класс, Олег Сергеевич с супругой были приглашены на прием к очень высокопоставленному лицу. Секретарь, передавая приглашение, предупредил:
– Иван Иванович любит детей, он ждет и вашу дочь.
Марфа, всплеснув руками, кинулась в детскую и критически оглядела девочку. Для начала пришлось признать – внешностью Ми пошла в отца: небольшие, близко посаженные глаза, длинный нос, тонкие губы, узкий подбородок. В довершение в качестве прически у нее на голове топорщились кое-как обрезанные пряди.
– Кто ее стрижет? – взвизгнула Марфа.
– Я, – робко призналась очередная домработница. – Вы ж денег на парикмахерскую не даете…
– Это же катастрофа!
Выругавшись сквозь зубы, Марфа распахнула шкаф и ахнула: приличной одежды «на выход» у дочери не имелось – на плечиках болталась школьная форма, пара простых летних платьев и шерстяных кофточек. Спешным образом был вызван портной, который за одну ночь состряпал платье. А наутро Ми сводили в парикмахерскую, где ей впервые в жизни уложили волосы и сделали маникюр.
Вечер в доме у высокопоставленного лица прошел хуже некуда. Не приученная к совместному досугу как с родителями, так и со сверстниками, Ми стеснялась, краснела, не знала, как правильно есть киевскую котлету, уронила на пол стакан с лимонадом и не сумела вместе с другими детьми весело играть в «Ручеек». Так и простояла, подпирая стену, конфузливо отвечая всем подходящим мальчикам:
– Я не танцую.
– Какая у вас дочка серьезная, – покачал головой Иван Иванович, прощаясь со Смоляковыми. – Ты, деточка, наверное, отличница?
– У меня одни тройки, – невесть зачем сообщила правду Ми.
Большой босс вздохнул, погладил Ми по голове и сказал:
– Ну ничего, замуж выйдешь, деток родишь, мама с папой обрадуются.
Оказавшись в машине, Марфа не сдержалась и надавала дочери пощечин.
– Опозорила, мерзавка! – орала мать. – Кругом нормальные дети, а ты…
– Сама виновата, – не удержался от упрека Олег Сергеевич, – не воспитывала ребенка.
– Вечно я плохая! – отгавкнулась жена, и понесся такой скандал, что шофер, покраснев, нажал на газ.
Ми, захлебываясь слезами, сидела на заднем сиденье. Она ощущала себя гаже некуда. Любимые родители ссорятся из-за нее, она не оправдала надежд, вела себя хуже всех, нет ей прощенья, лучше уж умереть.
Олег Сергеевич Смоляков был человеком редкой силы воли и невероятного упорства. Когда у него случился инсульт, он сумел преодолеть недуг, восстановил речь, обрел свободу движений и вышел на службу. Но его настиг второй удар, третий, четвертый. Несколько лет Смоляков сражался с болезнью, но от судьбы не уйдешь.
Когда отца не стало, Милада училась на третьем курсе факультета журналистики. Ее жизнь в университете мало отличалась от школьной, правда, прибавилась еще одна подруга, Катя Сонина.
После кончины супруга Марфа не растерялась и мгновенно завела себе любовника, сотрудника всемогущего КГБ. Дочерью она не интересовалась совсем.
Ми неожиданно вышла замуж, потом столь же стремительно осталась одна, с младенцем…
Лена замолчала и посмотрела на меня.
– Ну, как история?
Я пожала плечами.
– Довольно долго я занималась репетиторством и бывала в семьях, которые казались богатыми и благополучными, но дети в них оставались глубоко несчастными. Ничего нового я пока не узнала и не слишком понимаю, к чему этот рассказ.
Рыбкина сузила глаза.
– Сейчас все станет ясно. Просто корни нынешней истории там, в юности.
…Когда Ми произвела на свет сынишку, помогать ей стала одна Лена. Впрочем, изредка появлялась на горизонте и Сонина, но второй мамой для Никиты стала Рыбкина, Ми вместе с сыном жили у Лены. Миладе было очень тяжело, в первую очередь материально. Марфа не проявляла к Никите ни малейшего интереса, она даже не приехала посмотреть на внука, и Ми решила сама показать мальчика бабушке.
Лена, как могла, отговаривала подругу от ее затеи, но та проявила несвойственную твердость, и в конце концов Рыбкина поехала с Ми.
Марфа даже не впустила их в дом! Вышла на лестничную клетку и недовольно процедила:
– Чего надо?
– Вот, – растерялась Ми, – Никита.
– Это кто?
– Мой сын.
– А я тут при чем?
Милада не нашла слов, а Лена обозлилась.
– Вы видите своего внука! – рявкнула она. – Родную кровиночку! Если не поможете Ми, оба умрут с голода!
Глаза Марфы распахнулись, словно дверцы шкафа, губы сжались в ниточку. Дама процедила:
– Милада, увы, никогда не была хорошей дочерью. Училась на тройки, вела себя странно, не делилась со мной проблемами, усиленно охраняла свою самостоятельность. Ребенка она произвела на свет по собственному желанию, не спросив у родной матери совета. Где была ее голова? Разве Милада не знала, что она нищая? Уж не на мои ли деньги рассчитывала? А с какой стати? Я всего-навсего бедная вдова. И вообще говоря, теперь дочери следует отдавать долги.
– Какие? – оторопело поинтересовалась Лена.
Марфа закатила глаза.