— В Колумбусе, сэр.
— Да-да, в Колумбусе.
— Нет, сэр. Я один.
— Что же тебя тогда занесло в такую даль, в Бостон?
— Вот он.
— Что?
— Дом Жидро, сэр, вы его только что проехали.
Маккенна нажал на тормоз.
— Ну ладно, — проговорил он. — До следующего раза.
— Буду с нетерпением ждать, сэр.
— Не мерзни, Лютер! Закутывайся потеплее!
— Обязательно. Спасибо, сэр.
Лютер вылез из машины. Он обогнул ее и подошел к тротуару, но тут услышал, как Маккенна опускает стекло.
— Ты о нем прочел, — сказал Маккенна.
Лютер повернулся:
— О чем это, сэр?
— О Бостоне! — Маккенна смотрел на него, радостно подняв брови.
— Не совсем так, сэр.
Маккенна кивнул, точно для него все это было понятно и логично.
— Восемьсот миль.
— Что?
— Расстояние, — пояснил Маккенна. — От Бостона до Колумбуса. Спокойной ночи, Лютер.
— Спокойной ночи, сэр.
Стоя на тротуаре, Лютер смотрел, как отъезжает Маккенна. Он посмотрел на свои руки. Дрожат, но не очень-то. Совсем слабо. Особенно ежели учесть обстоятельства.
Дэнни в воскресенье встретился со Стивом Койлом в таверне «Заповедник» с намерением пропустить стаканчик. Стив отпустил несколько шуточек насчет его бороды и все расспрашивал о деле, которое Дэнни ведет. Тому приходилось, извиняясь, повторять, что он не имеет права обсуждать незавершенное расследование с частным лицом.
— Но это же я, не кто-нибудь, — проговорил Стив, но тут же поднял ладонь: — Шучу, шучу. Я понимаю. — Он улыбнулся Дэнни широкой беспомощной улыбкой. — Понимаю.
Так что они просто поболтали о старых делах и старых деньках. Пока Дэнни выпивал одну кружку, Стив успевал осушить три. Стив жил сейчас в Вест-Энде, в подвале доходного дома, разбитом на шесть закутков без окон.
— Внутри, между прочим, никаких удобств, — рассказывал Стив. — Представляешь? Всё во дворе в сарайчике, как в десятом году. Словно мы в негритянской лачуге. — Он покачал головой. — А если не явишься до одиннадцати, старый хрыч запирает двери, и ты ночуешь на улице. Хорошенькая жизнь. — Снова такая же широкая и робкая улыбка; он отхлебнул из кружки. — Но как только я раздобуду себе тележку… Тогда все изменится, вот увидишь.
Очередной план Стива по собственному трудоустройству заключался в установке фруктовой тележки-лотка на рыночной площади у Фэнл-холла. Его пыл не охлаждало даже то, что там уже имелось около дюжины подобных лотков, принадлежавших весьма злобным, а то и откровенно свирепым владельцам. А то, что оптовики с недоверием косились на новых торговцев и первые полгода отпускали им товар по непомерно высоким «пробным» ценам, Стив пренебрежительно называл «басней». Не тревожился он и о том, что городской совет уже два года как перестал выдавать торговые лицензии в этом районе. «Да я, между прочим, столько народу знаю в совете, — говорил он Дэнни. — Черт побери, да они мне еще приплатят, лишь бы я открыл лавочку».
Дэнни не стал напоминать, как две недели назад Стив признался ему, что он, Дэнни, — единственный человек из старых добрых времен, кто поддерживает с ним отношения. Он просто кивнул и улыбнулся. Что оставалось делать?
— Еще по одной? — спросил Стив.
Дэнни посмотрел на часы. В семь обедать с Натаном Бишопом. Он покачал головой:
— Не могу.
Стив, уже махнувший бармену, скрыл разочарование, мелькнувшее у него в глазах, за своей широкой улыбкой и лающим смешком:
— Мы всё, Кевин.
Бармен нахмурился и убрал руку с крана:
— Ты мне задолжал доллар двадцать, Койл. Лучше будет, если на этот раз деньги у тебя найдутся, пьянчуга.
Стив захлопал по карманам, но Дэнни остановил его:
— У меня есть.
— Точно?
— Еще бы. — Дэнни вылез из кабинки и подошел к стойке. — Эй, Кевин. На минутку!
Бармен подошел с таким видом, словно делал ему великое одолжение.
— Чего там?
Дэнни положил на стойку доллар и четыре пятицентовые монетки.
— Держи.
— У меня сегодня прямо праздник.
Когда он потянулся к деньгам, Дэнни схватил его за запястье и дернул на себя:
— Улыбайся, а то сломаю.
— Чего?
— Улыбайся, как будто мы треплемся про «Сокс», а то переломлю, на хрен.
Бармен улыбнулся, стиснув зубы.
— Еще раз услышу, что ты называешь моего друга пьянчугой, вышибу все зубы и засуну тебе же в задницу.
— Я…
Дэнни чуть крутанул ему сустав:
— А ну кивни, черт дери, больше от тебя ничего не надо.
Кевин прикусил нижнюю губу и кивнул четыре раза подряд.
— Следующий его заказ — за счет заведения, — сказал Дэнни и отпустил бармена.
Они брели по Хановер-стрит под гаснущим светом дня. Дэнни рассчитывал заглянуть к себе и взять кое-какую теплую одежду, которой не было у него на конспиративной квартире, а Стив заявил, что ему просто хочется пройтись по старым местам. У дома Дэнни они увидели толпу людей, окружившую черный шестицилиндровый «гудзон-супер».
— Полисмен Дэнни! Полисмен Дэнни! — Миссис ди Масси отчаянно махала ему с крыльца.
Дэнни опустил голову. Недели агентурной работы пошли насмарку: старушка его узнала — в бороде и во всем прочем, с расстояния двадцать ярдов. Через просветы между людскими телами Дэнни разглядел водителя и пассажира — в соломенных шляпах.
— Они хотят увозить мою племянницу, — сообщила миссис ди Масси, когда они со Стивом до нее добрались. — Они хотят увозить Арабеллу.
Дэнни увидел, что за рулем сидит не кто иной, как Рейм Финч. Агент гудел в клаксон, но ему не давали отъехать. Люди вопили, воздевали стиснутые кулаки, выкрикивали проклятия по-итальянски. С краю толпы Дэнни заметил двух бандитов из «Черной руки».
— Она в машине? — спросил Дэнни.
— Сзади, — плакала миссис ди Масси. — Они ее брали.
Дэнни, ободряя старушку, слегка потянул ее за руку, потом отпустил и стал прокладывать себе дорогу к машине. Финч встретился с ним взглядом, глаза у агента сузились, а секунд через десять на его лице появилось выражение узнавания. Он не глушил мотор, упрямо пытаясь двигаться вперед.
Кто-то толкнул Дэнни, и он едва не упал, но две бабищи средних лет пихнули его в обратном направлении. На фонарь вскарабкался мальчишка, в руке он держал апельсин. Если у парня меткая рука, тут быстро начнется заварушка.