В будни у Лютера складывалось такое расписание, что к тому времени, как семья усаживалась обедать, он, накрыв на стол и успев помочь Норе с готовкой, уже уходил. Но воскресные обеды считались главным событием всего дня. Чем-то они Лютеру порой напоминали трапезы у тети Марты и дяди Джеймса. Он подметил, что утренние походы в церковь и праздничность обстановки пробуждали и в белых и в неграх потребность проповедовать.
Иногда, подавая напитки в капитанском кабинете, он чувствовал, что хозяйские гости словно читают наставления ему. Он ловил взгляды, которые бросал на него один из капитановых коллег, разглагольствуя о научно доказанном интеллектуальном неравенстве рас или еще какой-то хрени, обсуждать которую хватает времени только у отъявленных лентяев.
Меньше всех говорил, но больше всех сверкал глазами как раз тот, о ком в своем письме предупреждал Эйвери Уоллис: лейтенант Эдди Маккенна, правая рука капитана. Толстый, то и дело сопящий, а улыбка — что ясное солнышко, эдакий громогласный живчик, из тех, которым, как считал Лютер, доверять нельзя. Такие всегда поглубже прячут неулыбчивую часть себя, и прячут так глубоко, что она делается все голодней, как медведь в спячке, а потом вылезает из берлоги, и уж тогда держись.
Из всех, кто собирался по воскресеньям у капитана в кабинете — а состав их всякую неделю менялся, — больше всего обращал внимание на Лютера как раз Маккенна. Поначалу могло показаться, что этот самый Маккенна к нему относится вполне по-доброму. Всегда благодарит, когда Лютер подносит ему питье или наполняет опустевшую рюмку, в то время как остальные принимают его услуги как должное и вообще редко показывают, что его замечают. Войдя в кабинет, Маккенна обычно расспрашивал Лютера о здоровье, о том, как он провел неделю, как приспосабливается к холодной погоде. «Если тебе понадобится еще одно пальто, сынок, так ты сразу дай нам знать. У нас всегда есть ненужные запасные шинели в участке. Хоть и не могу обещать, что они так уж благоухают». И хлопал по спине.
Похоже, он считал, что Лютер с Юга, и Лютеру не хотелось разрушать это его впечатление, пока однажды тема не всплыла на одном воскресном обеде.
— Кентукки? — спросил Маккенна.
Сначала Лютер не понял, что обращаются к нему. Он стоял у буфета, насыпая кусочки сахара в вазочку.
— По-моему, город Луисвилл. Я угадал? — Маккенна посмотрел прямо на него, отправляя в рот кусок свиной отбивной.
— Вы про то, где я вырос, сэр?
Глаза у Маккенны блеснули.
— Да, я об этом и спрашиваю, сынок.
Капитан глотнул вина:
— Наш лейтенант гордится своим знанием акцентов.
— Только вот от своего все никак не избавится, а? — заметил Дэнни.
Коннор и Джо расхохотались. Маккенна погрозил Дэнни вилкой:
— Он у нас с пеленок большой умник. — Повернул голову: — Так откуда ты, Лютер?
Не успел Лютер открыть рот, как капитан Коглин предостерегающе поднял ладонь:
— Пусть он сам догадается, мистер Лоуренс.
— Я уже догадался, Том.
— Но неправильно.
— А-а. — Эдди Маккенна промокнул губы салфеткой. — Значит, не Луисвилл?
Лютер покачал головой:
— Нет, сэр.
— Лексингтон?
Он снова покачал головой, на него теперь смотрела вся семья, он это чувствовал.
Маккенна откинулся на спинку стула, поглаживая рукой живот.
— Ну-с, разберемся. Для Миссисипи у тебя не хватает растяжки, э-это уж то-очно. И щтат Джуорджья тоже отметаем. Для Виргинии ты говоришь чересчур гортанно, для Алабамы — слишком быстро.
— По-моему, Бермуды, — изрек Дэнни.
Лютер поймал его взгляд и улыбнулся. Из всех Коглинов он меньше всего пока успел узнать Дэнни, но Эйвери, похоже, оказался прав: этот парень не обманет.
— Куба, — ответил он Дэнни.
— Слишком далеко на юг, — возразил тот.
Оба хихикнули.
Веселый огонек в глазах у Маккенны погас. Лицо покраснело.
— А, ребята развлекаются. — Он улыбнулся Эллен Коглин, сидевшей напротив него. — Развлекаются, — повторил он и вонзил нож в отбивную.
— И какова же твоя версия, Эдди? — Капитан Коглин насадил на вилку кусок картофелины.
Эдди Маккенна поднял глаза:
— Мне придется тщательнее обдумать вопрос о мистере Лоуренсе, прежде чем высказывать новые ошибочные предположения на сей счет.
Лютер опять повернулся к подносу для кофе, но успел поймать еще один взгляд Дэнни. Не совсем приятный взгляд: сквозила в нем какая-то жалость.
Лютер надел пальто, вышел на крыльцо и увидел, что Дэнни стоит, опершись на капот коричневого «окленда-49». Дэнни поднял какую-то бутылку, и когда Лютер перешел улицу, то увидел, что это виски, хороший, довоенный.
— Выпьете, мистер Лоуренс?
Лютер взял у него бутылку и поднес к губам. Помедлил, глянул на него, чтобы удостовериться — правда ли тот хочет разделить бутылочку с негром. Дэнни в ответ недоуменно поднял бровь, и Лютер отхлебнул.
Когда Лютер передал бутылку обратно, высокий коп не стал вытирать горлышко рукавом, а сразу приложил ко рту и выдул изрядную порцию.
— Неплохое пойло, а?
Лютер припомнил слова Эйвери Уоллиса насчет того, что этот Коглин — особь статья, своенравный. Он кивнул.
— Отличный вечерок, — добавил тот.
— Ага.
Погода была свежая, но безветренная, в воздухе веяло пылью с опавших листьев.
— Еще? — Дэнни протянул ему бутылку.
Лютер глотнул, изучая этого большого белого, его открытое, приятное лицо. Погибель всем бабам, решил Лютер, но парень не из тех, для кого это дело всей жизни. Что-то у него пряталось в глазах такое, что Лютер решил: этот слышит музыку, какую не слышат другие, и выбирает себе путь по бог знает чьим указаниям.
— Вам нравится здесь работать?
Лютер кивнул:
— Ага, нравится. У вас славная семья, сэр.
Дэнни округлил глаза и сделал еще глоток:
— Как по-вашему, сможете вы со мной забыть про эту хренотень с «сэрами», мистер Лоуренс? Как думаете, такое возможно?
Лютер даже отступил назад:
— А как же вы хотите, чтоб я вас называл?
— Здесь, на улице? Дэнни будет в самый раз. А там, внутри… — Он кивнул в сторону дома. — Там, видимо, мистер Коглин.
— А чем вам не угодил «сэр»?
Дэнни пожал плечами:
— Ублюдочно звучит.
— Что верно, то верно. Но тогда вы меня зовите Лютер.
Дэнни кивнул:
— Выпьем за это.