Ещё через несколько минут Юра закончил возиться в шахте, и мы по одному выдвинулись на позиции.
Иван, Гена и Нинель засели за обрушившейся кладкой кафе с левой стороны (это если смотреть на библиотеку).
Стёпа, Юра и я изготовились возле вентиляционной шахты.
«Барсы» проскользнули вдоль «слепой» стены библиотеки и невесомыми тенями скрылись за углом.
Операция началась.
* * *
Сидим, ждём.
Сняли «разгрузки», сняли куртки. Натянули «разгрузки», подогнали экипировку. Юра сказал, что в куртках в шахте будет тесно.
Юра тихо шуршит у оконца ВШ, закрепляя верёвку, чтобы не отвязалась в самый ответственный момент.
Через минуту он закончил возиться, и стало совсем тихо. Если бы не лёгкие порывы ветра, играющего с прогоревшими листами жести на заваленной внутрь кафе крыше, можно было бы сказать, что на площади воцарилась мёртвая тишина.
Так, секунду…
Что значит «мёртвая»? Тут за углом только что работал дизель, и его умиротворяющее урчание было хорошо слышно на нашей позиции.
А сейчас он смолк.
Кроме того, в библиотеке погас свет.
Нет, окна библиотеки отсюда не видны, перед нами боковая «слепая» стена. Но световые пятна перед фасадом и с тыльной стороны здания внезапно пропали, и теперь вокруг библиотеки кромешная тьма.
Значит, «барсы» вырубили дизель и скорее всего сейчас уже в здании.
Однако пока тихо.
Очень хочется, чтобы эта блаженная тишина продолжалась как можно дольше. Желательно до победного конца. До «Ребята, мы закончили, заходите!». А почему бы, собственно, и нет? «Барсы» — мастера своего дела, лучшие из лучших, работают против каких-то паршивых уголовников, так что…
— А-а-а-ааа! — заорал кто-то на втором этаже библиотеки.
Крик приглушен стенами и окнами, но в нависшей тишине звучит отчётливо и, помимо эмоциональной составляющей, содержит недвусмысленный посыл для всех присутствующих: всё, ребята, не мечтайте, «тихая» фаза накрылась одним прелестным местом.
Вслед за криком раздаются несколько очередей, тоже приглушённых, внутри здания.
— Не срослось, — с сожалением отмечает Юра, хватаясь за верёвку. — Тянем — потянем?
Похоже, мы мыслим в унисон. Мой мелкий боевой брат тоже мечтал зайти через дверь, как все приличные люди. Видите ли, через ВШ заходить неудобно. Она не предназначена для этого.
— Давай, — командует Стёпа.
Юра дёргает верёвку.
Словно бы ожидая этого жеста, справа от нас, со второго этажа покинутого дома начинают работать автоматы Мити и Паши.
Я успеваю подумать: сказали работать по окнам, а там сейчас «барсы», на втором этаже. Понятно, что мастера, но мало ли, как оно получится в горячке боя…
— Пуххх!
Внизу глуховато шлёпает взрыв, земля под нами легонько подпрыгивает. Оконце ВШ шумно выдыхает струйку воздуха, пахнущую бетоном и ржавым железом.
Юра тотчас же исчезает в оконце.
— Перчатки, — напоминает Стёпа.
— Есть.
— Пошёл.
Слишком быстро. Если бы там был кто-то другой, а не Юра, я бы усомнился, что шахта готова к моему торжественному приёму. Но Юра у нас реактивный, и когда я уже наполовину в оконце шахты, снизу слышится:
— Норма!
Я втискиваюсь ногами вперёд, хватаюсь за верёвку и скольжу вниз.
Узко, плечи цепляются за стенки шахты, как бы не застрять! Какой, на фиг, «в распор» — в «разгрузке», с оружием, да и быстро надо, некогда распираться! Тут висишь, как ёлочная игрушка, руки вверху, тонкая верёвка горячо трёт даже через перчатки, и думаешь, хватит ли места внизу, чтобы развернуться…
Ещё не закончил спуск, Стёпа сверху напомнил:
— Свет.
Наверное, он мне будет до пенсии напоминать о всяких мелочах, хотя я уже вроде как опытный боец и всё могу делать самостоятельно.
Приземлился, включил тактический фонарь: вижу в облаке бетонной взвеси две трубы воздуховода.
Куда лезть?
Ага, вижу, из той, что справа, Юра светит.
— Вижу!
Свет пропал, Юра лезет дальше.
— Ты что там, спать лёг? — интересуется сверху Стёпа.
— Норма! — доложил я, ввинчиваясь в жерло воздуховода.
Чёрт… Сейчас бы не помешали респиратор и тактические очки. Вроде труба железная, а такое ощущение, что мешок цемента распотрошили. После взрыва, и в шахте и в воздуховоде плавает облако бетонной взвеси.
Впереди пусто, Юра уже в бункере. А Стёпа уже здесь, кряхтит сзади, в пятки дышит. Надо поспешать.
Где-то впереди слышится отчаянный крик, затем длинная очередь.
Юра уже работает.
— Мы движемся или видами любуемся? — шипит сзади Стёпа.
— Да я стараюсь, стараюсь!
— Да ты не старайся, а спеши!
— Иду на пределе!
— Врёшь, ты можешь быстрее. Шевелись!
Стёпа переживает: Юра уже работает, а мы торчим в трубе. Нехорошо.
Так, вот и горловина.
— Свет, — напоминает Стёпа.
Гашу фонарь, последний рывок, вываливаюсь из жерла воздуховода в бункер. Больно стукаюсь плечом о какой-то ящик.
— Норма!
И сразу в сторону, уступаю место Стёпе.
Нехороший момент.
Для Стёпы нехороший.
На «норму» и вообще на мой шорох может прилететь из темноты, если Юра там чего-то недоработал.
И достанется Стёпе, который сейчас выгружается из воздуховода.
Щупаю стволом тьму, очень хочется включить фонарь. Пока Стёпа в трубе, нельзя. «Ночники» бережём для улицы, в помещении, наполненном пылью после взрыва, гораздо сподручнее фонари с тонким ярким лучом. Кроме того, лучом фонаря можно ослепить врага, а «ночником» — нет.
— Свет, — командует Стёпа, смещаясь в сторону от места приземления.
Одновременно врубаем фонари и сразу начинаем двигаться вперёд, вполоборота друг к другу, чутко контролируя каждый свой сектор.
Клубы пыли, сорванная искорёженная решётка, ящики, коробки, железные ребристые банки литров на десять каждая.
Людей нет, дверь открыта.
Выходим в узкий коридор, метрах в семи видим ответвление. Почти у самой двери лежат два трупа, в паре метров друг от друга, навзничь, раскинув руки. Приходится перешагивать.
Юра изготовился у ответвления для стрельбы из-за угла. Подбегаем к нему.
Так, это магистральный коридор, а тот, где трупы, как раз таки ответвление. В конце основного коридора, метрах в двадцати от нас, видны ступени лестницы, ведущей вверх.