– Не хочешь признаваться? – насупилась Лада. – Могу убрать боль в два счета. А еще… сейчас настроюсь… э… э… У тебя проблемы, да? Я кивнула.
– Вот! – подскочила Лада. – Поняла? Ощущаю поле! Поэтому растения, посаженные мною, живут столетиями! Я замечательный ландшафтный дизайнер. Другой весь исстарается, а клумбе через год кирдык. У меня же двести годков трава колоситься станет.
Я изобразила на лице полнейший восторг и предложила:
– Покажи, что решили брать Теме.
Лада вцепилась в меня железными пальцами и потащила в глубь рынка.
— Смотри! – с восхищением заорала Донская, тыча гелевым ногтем в гнутые веточки. – Африканская береза.
– Да? – с легким сомнением протянула я. – Выглядит обыкновенно.
– На ствол посмотрите, – вступил в разговор продавец.
– Наши чахлые, больные, на гормонах выращенные, – запела Лада, – африканские здоровее, пятьсот лет простоят.
– Тема столько не проживет, – ляпнула я, – и дом за столь долгий срок развалится.
Лада захлопнула рот, но тут же вновь разинула его:
– Не нравятся березки, возьмем пегие клены, из Австралии. Сторговала недорого, пять штук за ствол.
– В какой валюте? – осторожно осведомилась я.
Лада вновь повисла на моей шее:
– Дашуль! Неужели заставлю потратить лишнюю копейку? Ясное дело, в долларах, не в евро же. Клены привиты от оспы, абсолютно здоровы.
– У деревьев бывают болезни? Продавец закатил глаза:
– Дама, вы откуда?
– Из Ложкина, – честно призналась я.
– Тогда понятно, – с невероятным презрением выплюнул торговец. – Наши-то, рублевские, хорошо в сути вопроса разбираются.
– Олег, не хами! – взвизгнула Лада. – Дашуля не чета всяким, с позволения сказать, новым русским. Она, кстати, преподаватель. Хорош из себя профессора по баобабам корчить, лучше покажи Орангус Лягушкас.
– Это чего такое? – всполошился молчавший до сих пор Тема.
– Цветок, – зевнул Олег, – вон, плоская кадка. Мы с Темой уставились на неаккуратный куст с одним бутоном, похожим на ярко-красный теннисный мяч.
– Ерунда какая-то, – задумчиво протянул Тема, – и совсем некрасивый.
Лада и Олег громко рассмеялись.
– Орангус Лягушкас распускается ночью, – снизошел до нас торговец, – цветок потрясающей красоты, с дурманящим ароматом. Сейчас он имеет непрезентабельный вид, но после полуночи… Это надо видеть! Вы возьмите один на пробу, поставьте у крыльца и полюбуйтесь. У наших, рублевских, целые аллеи из Лягушкаса.
– Олег прав, – закачалась на каблуках Лада. – Хватай, Тема!
– Сколько? – деловито осведомился сын полковника.
– Для вас девятьсот девяносто девять, – заулыбался Олег. – Скинул, как лучшим оптовым покупателям, остальным по тысяче отдаю.
– В какой валюте? – задала я ставший традиционным вопрос.
– В евро! – выкрикнул Олег.
– В долларах! – рявкнула Лада. Воцарилась тишина.
– Ладно, – ожил через минуту продавец, – забирай.
– Неси в машину, – приказала Донская. – Кто у нас платит?
Тема покорно зашуршал купюрами. Олег свистнул – из-за палатки вышел чумазый парень.
– Оттащи Лягушкас, – приказал Олег.
– Не, – затряс нечесаной головой юноша, – боюсь.
– Прекрати идиотничать.
– Он меня сожрет! – чуть ли не со слезами на глазах закричал работник.
– Кретин, – откликнулся продавец растений.
– Страшно!
Мне стало смешно.
– Право, нет нужды опасаться растения, оно не кусается!
– Еще как хватает, – загундосил паренек. – Раз, и руку отчекрыжит!
Я глянула на Ладу, та постучала себя кулаком по лбу и сурово спросила:
– Юра, урод, хочешь на мороженое?
– Да, – с восторгом произнес юноша.
– Тогда бери Лягушкас и шагай вперед и с песней! – рявкнула Донская.
Юра перекрестился, поднял кадку, сделал пару шагов и заорал, словно слон, которому в хобот забралась мышь: «У меня мурашки от моей Наташки…»
Тема споткнулся, я уронила сумочку, а Лада гавкнула:
– Заткнись!
— На вас не угодишь. Сами приказали «вперед и с песней»! – обиделся Юра.
– Идиот… – начала было Лада и замолкла.
По ее враз вытянувшемуся лицу стало понятно – Донская увидела нечто малоприятное. Не успела я сообразить, что произошло, как Лада с грацией владимирского тяжеловоза ринулась вперед.
Я прищурилась и заметила в двадцати метрах от нас Виталия, плотно упакованного в вызывающе белые брюки. Донской разговаривал с черноволосым мужчиной, а позади прораба, возле пластмассовых вазонов, из которых торчали лохматые пионы, сидела на табуреточке ярко размалеванная девица с сине-черными, свисающими почти до талии патлами.
С трубным воплем: «Сука!» Лада подскочила к цветочнице, вцепилась в ее космы и стала тыкать ничего не понимающую бабенку мордой в бело-розовые «шапочки».
– Сволочь! – бушевала прорабша. – Я видела, как ты на задницу Вити глядела! Голодными глазами! Раздевала чужого мужика! Гадина! Убить тебя мало!
Донской обернулся, резко покраснел и попытался схватить жену, я бросилась на помощь прорабу. Но в Ладе проснулась звериная сила, она легко вывернулась из моих рук и вновь напала на торговку. Но у цветочницы первый испуг прошел, она подняла один из вазонов, опрокинула его на Ладу, затем ловко сбила растерявшуюся Донскую с ног и, сев на поверженного врага верхом, начала тыкать ее носом в лужу, приговаривая:
– Нужен мне твой кобель! У него небось и сифилис, и СПИД, и гонорея, и блошки всякие. Перетрахал тут весь женский контингент без разбора. А я девушка честная, мне с таким неохота связываться…