– У Богдана были явно криминальные наклонности! – патетически воскликнула Елена Сергеевна. – Но армия его исправила! Вот уж не ожидала, что из порочного мальчика выйдет толк. Он водил мусоровоз, а в свободное время помогал нам по хозяйству, все умел: картину повесить, кран починить, гвоздь вбить, трубу прочистить, стекло вставить. Очень полезно такого человека под рукой иметь! Все лучше, чем мастеров из ЖЭКа вызывать. Его убили грабители, польстились на деньги, подробностей я не знаю.
– Значит, Богдан часто бывал у вас дома? – перебила я Елену Сергеевну.
– Конечно, – кивнула она, – то одно ломается, то другое, картошку с рынка приносил, овощи тяжелые.
– Богдан знал Настю?
– Естественно, они даже дружили, если можно так охарактеризовать отношения между ребенком и взрослым парнем. Богдан всегда Насте подарочки приносил, мелочи – конфеты, карандаши, – а Настенька ему картинки рисовала.
– Таня знала историю появления Богдана в доме Медведевых? Была в курсе, кем работает его мать?
Елена Сергеевна напряглась.
– Нет! Поймите меня правильно, мы боялись, что Настя узнает правду: ее мать сумасшедшая, в психлечебнице. Каково жить с таким грузом? Поэтому объявили Лару покойной. Как и где Миша доставал документы, всякие там свидетельства и паспорта, мне неведомо. Но с его деньгами нетрудно решить любую проблему. К сожалению, зять потом женился на Татьяне, на этой отвратительной бабе!
– С какой стати вы вдруг поехали в Фолпино навещать Ларису?
Елена Сергеевна судорожно сцепила руки.
– Миша бывал в интернате, правда, нечасто. Но его телефон имелся у директора и сиделки. Ну, на всякий случай, мы ждали… понимаете чего?
Я кивнула. Конечно, понимаю. И милая мамочка, и любящий муженек ждали смерти Ларисы, а у той, как назло, оказалось здоровое сердце. Ясно мне теперь и другое.
Михаил и есть тот самый таинственный благодетель Иван Иванович, о котором с придыханием рассказывала директриса Эвелина Лазаревна. Вернее, не так, Иван Иванович миф, а его «секретарь Сергей» на самом деле носит имя Михаил Медведев.
– Но Лариса находилась словно в законсервированном состоянии, – вещала дальше Елена Сергеевна, – много лет, а потом мне сообщили, что к ней вроде возвращается разум! Вот уж беда! Миша помчался в Фолпино, вернулся притихший. Лара его не узнала, но совершенно нормальным голосом спросила: «Где моя мама?»
– И вы ночью, никому не сказав ни слова, ринулись в интернат? Испугались, что дочь придет в себя? Начали ездить в Фолпин?? регулярно, боялись пропустить момент ее просветления? Опасались откровенности Ларисы?
Елена Сергеевна бурно зарыдала.
– Понятно, – поморщилась я, – мы приехали! Вылезайте! Я вас провожу.
Кругликова покорно вышла из машины, безропотно поднялась в свою квартиру и вдруг нервно спросила:
– Вы сейчас куда?
– По делам, – обтекаемо ответила я, – вас попрошу никуда не выходить. Считайте, что находитесь под домашним арестом.
– Можно я поеду с вами? – занервничала старуха.
– Зачем? – изумилась я. – Время позднее, ложитесь лучше спать!
Елена Сергеевна схватила меня за рукав:
– Она звонит по ночам! Я не выдержу, выпрыгну из окна!
– Кто? – поразилась я. – Шантажистка, которая узнала правду про Ларису и теперь требует денег?
– Нет, – зашептала старуха, – она не хочет денег, я предлагала. Ей другое надо!
– Что?
Кругликова опустилась на банкетку, стоявшую у вешалки.
– Она постоянно твердит: «Тебе лучше прыгнуть из окна! Это просто! Распахни створку – и вниз! Иначе будешь мучиться! Ты убийца! Убийца! Травила Ларису лекарствами, нарочно давала ей слишком большие дозы транквилизаторов, чтобы дочь и впрямь сошла с ума! По ночам тебе снится окровавленный Анатолий! Прыгай вниз, кошмар закончится, избавься от напасти или рехнешься».
Я молча смотрела на старуху, пытаясь отыскать в душе хоть каплю жалости к ней, а та шептала:
– Она меня почти убедила, я скоро выпрыгну!
– Звонит она по городскому телефону?
– Да.
– Где аппарат?
– На кухне, как раз у окна! Она говорит, а я вниз гляжу, голова кружится, кружится…
Я схватила Елену Сергеевну, отвела в кухню и рывком выдрала шнур из стены.
– Вот! Сегодня вас никто не побеспокоит!
Старуха зарыдала.
– Дайте ваш мобильный! – приказала я.
Елена Сергеевна трясущейся рукой протянула сотовый, я отключила и его.
– Все! Теперь ложитесь спать!
Старуха заплакала еще горше.
– Вы же не выдадите меня? Я старалась ради дочери… Миши… Настеньки…
– Укладывайтесь в кровать, – брезгливо сказала я, – утро вечера мудренее. Не включайте телефон, не выходите из квартиры, я приду завтра в районе полудня.
– Хорошо, душенька, – закивала Елена Сергеевна, на лице которой мгновенно высохли слезы, – вы меня правильно поняли, я ни в чем не виновата! Давайте будем друзьями! Знаете, я всегда вас обожала!
В кафе на Рижском вокзале я ворвалась за пять минут до назначенного срока. Стоит ли упоминать, что на мне была не красная, а малоприметная черная куртка, самые обычные джинсы и удобные сапожки «угги», этакие валеночки из дубленой кожи. Я не желала общаться с внучкой Елизаветы Андреевны, моя задача состояла в другом – проследить за девушкой, которая непременно приведет меня к своей бабке Елизавете.
Быстро сев за свободный столик, я оглянулась и тут же заметила… Настю, сидевшую в центре зала.
Очень удивившись, я спрятала голову в капюшон с меховой опушкой, а Настя, поглядывая на часы, елозила на стуле. В конце концов она встала и пошла к выходу, я ринулась за ней.
Не оглядываясь, Настя добежала до электрички и вскочила в вагон, я следовала за ней словно хвост. Несмотря на поздний час, в поезде оказалось полно народа, на меня никто не обратил внимания, многие женщины были одеты в темные куртки с капюшонами, в вагоне не работала печка и царил собачий холод. Насте удалось сесть, я стояла неподалеку, не выпуская девушку из виду.