Прошло пять дней. Тихих, уединенных, но очень приятных. Он бродил без определенной цели по улицам Палермо, порой заходя на часок в кафе или ресторан, где читал свои путеводители и газеты. Однажды пасмурным днем нанял извозчика и совершил дальнюю прогулку в Монте-Пеллегрино поглядеть на необычную гробницу святой Розалии, покровительницы Палермо. Изображения знаменитой статуи святой, застывшей в исступленном восторге, который психиатры назвали бы по-другому, он видел еще в Риме. Том нашел гробницу чрезвычайно забавной. Увидев статую, едва удержался, чтоб не захихикать: пышное женское тело в лежачем положении, ищущие руки, бессмысленные глаза, полуоткрытый рот. Все было как в натуре, не хватало только звука – частого дыхания. Тому вспомнилась Мардж. Он посетил один из византийских дворцов, Палермскую библиотеку, с ее картинами и старинными потрескавшимися рукописями в стеклянных ящиках, изучил строение здешней береговой зоны, представленное в путеводителе в виде тщательно вычерченных диаграмм. Сделал набросок с картины Гвидо Рени – просто так, без определенной цели и заучил длинную надпись-цитату из Тассо на одном общественном здании. Он писал письма Бобу Деланси и Клио и Нью-Йорк. В длинном письме к Клио описывал свои путешествия, радости, удовольствия и разнообразные знакомства с достоверностью и страстью, с какой Марко Поло описывал Китай.
Но он чувствовал себя одиноким. Это было совсем не то ощущение, какое испытывал в Париже: один и вместе с тем не один. Тогда ему представлялось, что скоро обретет блестящий круг новых друзей, с которыми начнет новую жизнь, с новыми отношениями, нормами поведения и обычаями, куда более изысканными и чистыми, чем те, что были у него во всей прежней жизни. Теперь он понимал, что это невозможно. Придется держаться вдали от людей. Всегда. Он может обрести другие нормы поведения и обычаи, но не друзей. Разве что уехав в Стамбул или на Цейлон. А что толку находить друзей среди тех, с кем можно познакомиться в таких местах? Он был один. В эту игру можно играть лишь в одиночку. Заведи он друзей, они стали бы для него величайшей угрозой. Ему суждено колесить по белу свету в одиночку. Ну что ж, тем лучше. Тем меньше опасность разоблачения. Стало быть, нет худа без добра. И его настроение понемногу поднималось.
Он изменил свое поведение, начал играть новую роль – созерцателя, стоящего в жизни особняком. По-прежнему был вежлив и улыбался всем. И тому, кто просил дать посмотреть газету в ресторане, и персоналу в гостинице. Но теперь голову держал еще выше, стал немногословным. Его окружал ореол легкой грусти. Он сам получал удовольствие от этой перемены. Полагал, что его можно принять за молодого человека, пережившего несчастную любовь или какую-то сильную душевную встряску и ищущего забвения на культурный лад, посещая красивейшие уголки земли.
Он вспомнил о Капри. Погода была по-прежнему плохая, зато Капри – ведь это тоже Италия! Тогда, с Дикки, Том видел Капри мельком, по это лишь раздразнило его аппетит. Господи, каким занудой был Дикки в тот день! Возможно, нужно воздержаться до лета, подумал Том, до лета держаться подальше от полиции. Но больше, чем в Грецию и на Акрополь, ему хотелось вырваться на один счастливый денек на Капри, а культура пусть подождет. Он читал, что представляет собой Капри зимой: ветер, дождь, не с кем слова сказать. И все-таки это Капри! Водопад Тиберия и Голубой грот никуда не делись, на площади безлюдно, но это та же площадь, каждый булыжник на месте. Можно поехать хоть сегодня. Том ускорил шаг, направляясь к своей гостинице. Лазурный берег и без туристов привлекал его. Может быть, до Капри удастся добраться по воздуху? Он слышал, что от Неаполя туда летают гидропланы. Если в феврале рейсов пет, он может нанять гидроплан лично для себя. Для этого же и существуют деньги!
– Добрый день! Что слышно? – Он с улыбкой поздоровался с портье.
– Вам письмо, синьор. Очень срочное, – сказал портье, тоже улыбаясь.
Письмо было из Неаполитанского банка. В конверт был вложен другой конверт, из банка Дикки в Нью-Йорке. Том сначала прочитал письмо из Неаполитанского.
“10 февраля 19…
Глубокоуважаемый синьор!
Банк “Уэнделл траст компани” в Нью-Йорке поделился с нами своими сомнениями о том, является ли Ваша роспись в получении пятисот долларов за январь сего года подлинной. Спешим сообщить Вам об этом и получить Ваше согласие на принятие необходимых мер.
Мы сочли нужным поставить в известность полицию, а от Вас ждем подтверждения вывода, к которому придет наш эксперт по подписям, а также эксперт по подписям “Уэнделл траст компани”. Всякая информация, которую Вы будете в состоянии нам предоставить, является для нас очень ценной, и мы убедительно просим Вас при первой же возможности связаться с нами.
С уважением Ваш покорный слуга,
Эмилио ди Браганизи, Генеральный директор Неаполитанского банка.
P. S. Даже если Ваша подпись подлинна, мы убедительно просим Вас, несмотря на это, возможно скорее посетить нашу контору в Неаполе и оставить новый образец подписи для постоянной регистрационной картотеки. Пересылаем Вам письмо, направленное на Ваше имя.
“Уэнделл траст компании.”
Том вскрыл второе письмо.
“Дорогой мистер Гринлиф!
Наш отдел подписей сообщил нам, что, по его мнению. Ваша роспись в получении ежемесячного денежного перевода за январь № 9747 вызывает сомнения. Полагая, что неполучение чека могло по той или иной причине ускользнуть от Вашего внимания, спешим поставить Вас в известность об этом обстоятельстве с просьбой подтвердить либо подлинность Вашей подписи на упомянутом чеке, либо наше подозрение, что упомянутый чек является подложным. Мы сообщили об этом факте также и в Неаполитанский банк.
Прилагаем регистрационную карточку для нашей постоянной картотеки образцов подписей, просим подписать и вернуть ее нам.
Просим ответить как можно скорее.
С уважением
Эдуард Т. Каванач, делопроизводитель”.
Том провел языком по пересохшим губам. Он напишет в оба банка, что с деньгами все в порядке. Но надолго ли они отстанут? Он уже подписал три перевода, начиная с декабря. Поднимут ли они теперь документацию, чтобы проверить все его подписи? Окажется ли эксперт в состоянии определить, что все три подписи подделаны?
Том поднялся к себе в номер и тут же сел за машинку. Он заправил в нее лист почтовой бумаги с маркой гостиницы и на мгновение застыл, тупо уставившись на нее. Нет, они на этом не успокоятся. Если у них есть специальный отдел, где эксперты будут разглядывать подписи через лупу и всякое такое, они, возможно, в состоянии определить, что подписи подделаны. Но Том знал, что подделаны они чертовски здорово. Январский перевод он подписал немного второпях, поспешно, он это помнил, но и тут работа была вполне на уровне, иначе он не отослал бы чек. Он сообщил бы в банк, что потерял его, и попросил бы прислать дубликат. Чаще всего проходит много месяцев, пока подлог удается раскрыть. Почему же именно этот они засекли всего за один месяц? Не потому ли, что теперь, после убийства Фредди Майлза и истории с лодкой в Сан-Ремо, вся его жизнь подвергается тщательной проверке? Его просят зайти в Неаполитанский банк. А вдруг там знают Дикки в лицо? Тома охватил ужас, по всему телу пробежала дрожь. На минуту он ощутил себя слабым и беспомощным, не в силах пошевелиться. Мысленным взором он видел себя лицом к лицу с десятком полицейских, итальянских и американских. Они спрашивали его, где Дикки Гринлиф, а он не мог ни представить им Дикки Гринлифа, ни объяснить, где он, ни доказать, что Дикки жив. Он видел, как пытается расписаться “Г. Ричард Гринлиф” под взглядом десятка экспертов-графологов и вдруг теряет над собой контроль и вообще не может ничего написать. Том положил руки на клавиши машинки и заставил себя начать. Это письмо он пошлет в “Уэнделл траст компани”, в Нью-Йорк.