— И действительно, — продолжала она, — мне даже приходилось сталкиваться с тем, что кое-кто из моих знакомых, обладая необычайной красотой, приобретал власть над окружающими и злоупотреблял ею, что в конечном счете оборачивалось трагедией для них самих — и, что крайне прискорбно, для тех, кому не посчастливилось подпасть под их влияние. — Шарлотта глубоко вздохнула. — В то время как истинное обаяние приносит одно только добро. Наверное, вы очень счастливы. — Она вспомнила, что Джером занимался с Фанни латынью. — И, разумеется, величайшим даром является ум и сообразительность. Конечно, как правило, любящая и заботливая семья надежно ограждает недалекого ребенка от опасностей, обусловленных его глупостью. Но сколько радостей жизни открыты для того, кто обладает собственным рассудком, скольких подводных камней можно избежать! — Неужели ее слова звучали такими педантичными, какими казались ей самой? Однако было очень непросто навести разговор на нужную тему, при этом сохранив хоть сколько-то приличия и не произведя впечатление безнадежной напыщенности.
— О, сообразительности Фанни не занимать, — улыбнулась Калланта. — На самом деле она гораздо более способная ученица, чем ее брат и оба… — Она осеклась.
— Да? — хором спросили Шарлотта и Эмили, в ожидании подаваясь вперед.
Калланта побледнела.
— Я чуть было не сказала «оба ее кузена», но старший из них умер несколько недель назад.
— Я очень сожалею, — опять же дружно сказали Эмили и Шарлотта, изображая полнейшее удивление. — Он чем-то болел?
Калланта замялась, вероятно, оценивая шансы отделаться ложью. В конце концов она остановилась на правде. Ведь об этом деле писали в газетах, и хотя благовоспитанные дамы такие вещи не читают, избежать слухов было невозможно, — даже если предположить, что кто-то пытался с ними бороться.
— Нет, нет, он… погиб. — Калланта все-таки не решилась произнести слово «убит». — Все это было очень ужасно.
— О господи! — Как актриса, Эмили превосходила сестру; так было всегда. К тому же она не следила за этой драмой с самого начала, и поэтому ей было легче изобразить полное неведение. — Каким ударом это явилось для вас! Смею надеяться, мы не нагрянули к вам в самое неподходящее время? — На самом деле этот вопрос был лишним. Нельзя же полностью отказываться от светской жизни всякий раз, когда умирает кто-нибудь из родственников, если только речь не идет о близком члене семьи, так как в противном случае обширные родственные связи и частые похороны приведут к тому, что траур будет продолжаться непрерывно.
— Нет, нет, — покачала головой Калланта. — Я искренне рада вас видеть.
— Может быть, — сказала тетя Веспасия, — если вы принимаете приглашения, вы сможете прийти на небольшую вечеринку, которую я устраиваю у себя дома в Глэдстон-парке. Я буду рада видеть вас и вашего мужа также, если он пожелает прийти и будет свободен от дел. Я еще не знакома с ним, но уверена, что он очаровательный. Я пришлю приглашение с лакеем.
У Шарлотты внутри все оборвалось. Она хотела увидеться с Фанни и Титусом, а не с Мортимером Суинфордом.
— Не сомневаюсь, мой муж будет счастлив, — сказала Калланта. — Я намеревалась пригласить Анджелику на музыкальный вечер, там будет один молодой пианист, которого все очень хвалят. Я пригласила его в субботу. Надеюсь, к тому времени Анджелика поправится. Но в любом случае я буду рада вас видеть. Будут в основном одни дамы, но, может быть, лорд Эшворд или ваш супруг пожелают прийти? — Она вопросительно посмотрела на молодых женщин.
— Разумеется! — засияла восторгом Эмили. Цель была достигнута. Естественно, мужчины не придут, это подразумевалось само собой. Эмили украдкой взглянула на сестру. — Может быть, вы познакомите нас с Фанни? Должна признаться, вы меня заинтриговали — мне не терпится с нею встретиться.
— И мне тоже, — подхватила Шарлотта. — Очень!
Тетя Веспасия встала. Для простого визита вежливости, каковым должно было выглядеть их появление здесь, они пробыли в гостях уже слишком долго, особенно для первого знакомства. Самое главное, их цель была достигнута. Пожилая дама учтиво распрощалась от лица всех троих и после краткого обмена любезностями увезла сестер в своем экипаже.
— Восхитительно, — сказала она, как только они расселись в экипаже, следя за тем, чтобы не помять юбки. — Шарлотта, кажется, ты говорила, что этому несчастному ребенку было всего тринадцать лет, когда он занялся своим отвратительным ремеслом?
— Альби Фробишеру? Да, по крайней мере, так он сказал. На вид ему сейчас ненамного больше — он очень худой и несформировавшийся, у него на лице еще нет растительности.
— Можно поинтересоваться, откуда тебе это известно? — пристально посмотрела на нее тетя Веспасия.
— Я была в зале суда, — опрометчиво ответила Шарлотта. — Я его видела.
— Вот как? — Брови тети Веспасии взметнулись вверх, лицо вытянулось. — Твое поведение становится все более удивительным. Расскажи мне подробнее. На самом деле расскажи мне все!.. Впрочем — нет, пока что не надо. Сначала мы отправимся к мистеру Сомерсету Карлайлу. Смею предположить, ты его помнишь?
Шарлотта живо помнила Сомерсета Карлайла и все то неслыханное дело вокруг Ресуррекшн-роу. Он выступил самым упорным борцом за принятие закона о борьбе с детской нищетой. Трущобы Карлайл знал так же хорошо, как и Питт, — он до смерти напугал Доминика, свозив его в район Девилз-акр, расположенный неподалеку от Вестминстерского дворца. Но заинтересует ли его какой-то в высшей степени неприятный педагог, вполне вероятно, повинный в одном очень гнусном преступлении?
— Вы полагаете, мистер Карлайл захочет связываться с Джеромом? — с сомнением произнесла Шарлотта. — Тут закон не нарушен. Едва ли это дело заслуживает того, чтобы его обсуждали в парламенте.
— Тут нужно все кардинально менять, — ответила тетя Веспасия. В этот момент экипаж сильно тряхнуло, и ей пришлось напрячься, чтобы не свалиться на колени Шарлотте. Сидящая напротив Эмили совсем неизящно вцепилась в сиденье. Тетя Веспасия презрительно фыркнула. — Я должна поговорить с этим молодым человеком! Он мечтает стать возницей боевой колесницы. Вероятно, он воображает, что я — изрядно постаревшая царица Боудикка. [9] Знаете, еще немного — и он приделает к колесам косы! [10]
Чтобы скрыть выражение своего лица, Шарлотта притворилась, будто чихает.
— Перемены! — помолчав, сказала она, распрямляясь под холодным проницательным взглядом тети Веспасии. — Но я не вижу, как этого добиться.
— Если тринадцатилетних подростков можно продавать и покупать для этих гнусных занятий, — отрезала Веспасия, — значит, что-то у нас в стране не так, и такое положение дел необходимо менять. Я уже давно думаю над этим, и ты лишь вывела эти мысли на передний план. На мой взгляд, дело достойно самых деятельных усилий. Смею предположить, мистер Карлайл будет такого же мнения.