Карлайл выслушал гостий с большим вниманием. Как и ожидала тетя Веспасия, его огорчила судьба таких людей, как Альби Фробишер, в целом, а также та несправедливость, которая могла свершиться в отношении Джерома.
После недолгих размышлений он задал несколько вопросов, выдвигая собственные теории. Что, если Артур шантажировал Джерома, угрожая рассказать своему отцу об их связи? А когда Уэйбурн прижал Джерома к стене, тот открыл ему значительно больше, чем предполагал Артур? Рассказал ли Джером Уэйбурну о визитах к Абигайль Винтерс и к Альби Фробишеру — а также о том, что именно Артур приобщил обоих мальчиков к извращениям? И, возможно, после этого Уэйбурн, объятый гневом и ужасом, убил собственного сына, чтобы избежать невыносимого скандала, который нельзя было оттягивать до бесконечности? Эти возможности совершенно не были исследованы.
Но сейчас, разумеется, полиция, суд, все правоохранительные органы связаны вынесенным приговором. Теперь профессиональная репутация требует от них не ставить под сомнение вердикт присяжных. Признание в том, что расследование было проведено поспешно, быть может, даже небрежно, будет равносильно тому, как если бы они во всеуслышание заявили о своей некомпетентности. А по своей воле на такое не пойдет никто.
Кроме того, добавила Шарлотта, вполне возможно, все искренне верят в виновность Джерома. И, быть может, он действительно виновен!
И разве шустрый, ловкий, чистенький, румяный Гилливрей когда-либо признается в том, что он самую чуточку помог Альби Фробишеру опознать Джерома, заронил семя понимания в рассудок такой быстрый и чуткий, так нацеленный на выживание, что Альби с полуслова понял, чего от него хотят, и выдал все сполна?
Даст ли Гилливрей ходу подобной мысли, даже если она у него возникнет? Разумеется, не даст! Помимо всего прочего, это было бы предательством по отношению к Этельстану, которому пришлось бы расхлебывать все в одиночку, — ну а это явилось бы самой настоящей катастрофой!
Возможно, показания Абигайль Винтерс — не чистая ложь от начала и до конца. Быть может, Артур бывал у нее, быть может, у него был вкус не к одним только мальчикам. И, возможно, Абигайль добилась для себя защиты от преследований со стороны правосудия, включив в свои показания Джерома. Соблазн убедительно увязать решение, уверенность в котором присутствовала изначально, был крайне велик. И Гилливрей не устоял перед ним — в своих мечтах он видел продвижение по службе, благосклонность начальства. Шарлотта смущалась, делясь подобными соображениями с Карлайлом, однако она считала своим долгом сделать это.
Карлайл спросил, чего ждут от него.
Ответ был очевиден. От него ждали точных и подробных сведений о проституции в целом и о детской проституции в частности, чтобы можно было представить их женщинам из света, и те, разгневанные и возмущенные таким положением дел, позаботятся о том, чтобы перед мужчиной, заподозренным в подобной практике или хотя бы в терпимом отношении к ней, закрылись двери в приличное общество.
Безразличие светских дам к этой страшной проблеме в значительной степени определялось их неосведомленностью. И даже ограниченная информация, вынуждающая дорисовывать воображением отвратительную, пугающую действительность, мобилизует женщин во всей их могучей силе.
Карлайл колебался, не представляя себе, как открывать подобные мерзости благовоспитанным дамам, но тетя Веспасия пригвоздила его к месту ледяным взглядом.
— Я способна лицезреть абсолютно все, что только может предложить жизнь, — высокопарно заявила она, — если на то есть какие-то основания! Я не выношу вульгарность, но, если какая-то проблема требует решения, я пойму и это. Будьте любезны, Сомерсет, избавьте меня от вашей докучливой опеки!
— Я бы не посмел, — улыбнулся тот.
Это можно было считать за извинение, и пожилая дама великодушно его приняла.
— Я не тешу себя иллюзиями, что эффект будет приятным, — призналась тетя Веспасия. — Но тем не менее это необходимо сделать. Вся наша информация должна быть достоверной; одна грубая ошибка — и наше дело проиграно. Я готова оказывать любую помощь, какая только будет в моих силах. — Она развернулась в кресле. — Эмили, лучше всего будет начать с тех, кто обладает наибольшим влиянием, с тех, на кого это окажет самое сильное воздействие.
— Церковь? — предположила Эмили.
— Чепуха! Все ждут, что церковь этим займется. Якобы это ее работа! И поэтому церковь никто не слушает — все ее воззвания давно приелись. Нам же нужны хозяйки самых модных светских салонов, законодательницы моды, те, кого слушают, кому подражают. И тут ты сможешь оказать содействие, Эмили.
Лицо Эмили засияло радостным возбуждением.
— Ну а ты, Шарлотта, — продолжала тетя Веспасия, — ты будешь добывать для нас необходимую информацию. Твой муж служит в полиции. Используй его. Сомерсет, я еще побеседую с вами. — Поднявшись из кресла, она направилась к двери. — Ну а пока, надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы изучить дело этого наставника Джерома и постараться найти какие-либо другие объяснения случившемуся.
Питт ни словом не обмолвился жене о своем разговоре с Этельстаном, поэтому та не догадывалась о его попытке пересмотреть дело. Но в любом случае Шарлотта считала, что после вынесения приговора сделать это будет невозможно. Что-что, а она понимала лучше мужа, что теперь, когда правосудие удовлетворено, сильные мира сего не позволят поставить под сомнение вынесенный вердикт.
Теперь нужно было первым делом подготовиться к музыкальному вечеру у Калланты, где, возможно, ей представится возможность переговорить с Фанни Суинфорд. А если случая поговорить с Титусом не возникнет, надо будет его подстроить. По крайней мере Эмили и тетя Веспасия будут рядом, чтобы ей помочь. А тете Веспасии в приличном обществе простят почти все, поскольку у нее есть положение — и, что гораздо важнее, стиль, и она может вести себя так, будто она одна — это правило, а все остальные — исключения.
Шарлотта сказала Томасу только то, что отправится в гости вместе с тетей Веспасией. Она знала, что тетка ему нравится и он не будет приставать с лишними вопросами. Больше того, Томас попросил передать Веспасии привет, что было для него свидетельством необычайного уважения.
Шарлотта отправилась вместе с Эмили в ее экипаже. Она снова одолжила платье у сестры, поскольку было крайне неразумно тратить весьма ограниченные средства, выделяемые на одежду, на наряды, которые, скорее всего, она наденет всего один раз. Нюансы высокой моды менялись настолько часто, что платье прошлого сезона в этом сезоне считалось безнадежно устаревшим; а такие события, как музыкальный вечер у Калланты Суинфорд, Шарлотта посещала не чаще одного-двух раз за полгода.
Погода выдалась просто отвратительная; свинцово-серое небо моросило ледяным дождем. Чтобы выглядеть эффектно, нужно было надеть что-нибудь как можно более веселое и сногсшибательное. Эмили выбрала ярко-алое платье. Не желая казаться слишком похожей, Шарлотта выбрала платье из нежно-розового бархата, на что сестра обиделась, поскольку не выбрала его сама. Однако Эмили была слишком горда, чтобы предлагать сестре поменяться, хотя оба наряда принадлежали ей; причины этого были бы слишком очевидны.