Бачок он положил в ванну и принялся за унитаз. Леша поставил его на место старого и прикинул крепежные болты. Они попали как раз в те же отверстия. Уже полдела. Он встал с колена и тут же столкнулся с сыном.
– Бать, тебе помочь?
– Андрюшка, – проговорил Алексей, едва скрывая радость, – я думаю, что и сам справлюсь. Если хочешь, то давай.
– Что делать, бать?
– Послушай, Андрюш. – Леша посмотрел сыну в глаза. – Я по поводу моих претензий…
Андрей улыбнулся.
– Пап, забудь. Мы же одна семья.
Крик резанул слух. Леша и Андрей зажмурились. Когда мужчины открыли глаза и посмотрели друг на друга, поняли, что кричит Жанна. Оба рванули вниз.
– В чем дело? – Леша схватил Жанну за руки. – В чем дело?!
Женщина молчала и только смотрела на стену за его спиной. Он повернулся, но там стоял Андрей и больше никого.
– Что?
– Бэби, – проговорила женщина одними губами.
– Что? – Леша не понимал ее.
Андрей чувствовал на себе ее прожигающий взгляд. Ему стало неловко, и он обернулся. Андрей непроизвольно сделал шаг назад. Перед ним висел кролик, прибитый к стене огромным тесаком.
– Батя, – позвал Андрей.
– Кто это сделал, мать вашу?! – непонятно к кому именно обратился Алексей.
– Это сделал Бэби.
Леша повернулся на голос. В дверях кухни стояли Стасик и Алена.
– Что ты сказала?
– Бэби не хочет, чтобы у меня был еще один друг, – прохныкала Алена.
– Перестань! – вдруг заорал Леша. – Перестань говорить ерунду! Бэби съел варенье, Беби изрисовал шкаф, Бэби то, Бэби се. Хватит! Нет никакого Бэби. Есть просто взбалмошная девчонка, которой не мешало бы дать ремня! – Страхов вынул из брюк пояс и пошел в сторону детей.
Жанна подскочила и, обогнув мужа, встала перед Аленой.
– Ты не тронешь ее! – с вызовом произнесла женщина.
– Да ну? А что, если трону? Меня Бэби приколет рядом с кроликом? Ты что, не понимаешь?! Она же нас за нос водит!
Последние слова Леши утонули в грохоте разбиваемого стекла.
* * *
Жанна собрала осколки зеркала. Посмотрелась в самый большой. Вымоталась совсем. Она даже не сразу узнала себя в треугольнике зеркала. Какая-то женщина с уставшим взглядом. Злые глаза и полоумная улыбка отражения едва не заставили Жанну закричать и отбросить осколок. Она присмотрелась. Нет. Это все-таки была она. Немного не в себе, но… Она бросила осколок в мусорное ведро и вздохнула. Несмотря на усталость, Жанна ни за что не отменит празднование новоселья.
– Жанна, помочь?
Она обернулась. Андрей снимал куртку и разувался.
– Нет, Андрюш. – Она улыбнулась. – Я сейчас еще пылесосом пройдусь, и все. – Помолчала и спросила: – Похоронил?
– Да, – кивнул парень. – В конце ого…
– Не говори где, – остановила Жанна его. – Не хочу ходить по огороду и оглядываться.
Андрей улыбнулся ее девичьей непосредственности.
– Ну, тогда я пошел? – спросил Андрюша.
Жанна пожала плечами. На самом деле она не знала, чего хочет. Он нравился ей. И это пугало Жанну. С ней творилась ерунда какая-то. Подобное чувство она испытывала в классе шестом, когда давала свою анкету заполнить понравившемуся мальчику, а потом, затаив дыхание, читала его ответы и непременно трактовала их в свою пользу. Теперь учащенное сердцебиение, свойственное скорее подросткам с цветной анкетой в руках, а не тридцатилетней матери двоих детей, смущало ее. Пугало и смущало. Не хватало еще потерять голову от пасынка. Изменить мужу с его же сыном – выходка, требующая не только морального осуждения, но и психиатрического вмешательства. По мнению Жанны, это вообще не измена, а болезнь. Хочешь изменить – мужиков, мечтающих схватить тебя за задницу, море. Зачем лезть на дедушку, дядю, брата, свата или пасынка? В конце концов, есть похотливые животные типа Багирова. Вот о чем ей нужно было подумать, чтобы сбить возбуждение. При мысли об угрозах этого зверя сердце Жанны замерло, и она почувствовала, как краска отхлынула от лица.
– Жанна? – откуда-то издалека донесся голос Андрея. – Жанна, с ва… с тобой все нормально?
Жанна посмотрела на парня и кивнула.
– Да.
– Ты уверена?
– Да.
– Тогда я пошел?
– Иди. Сейчас я поесть приготовлю и позову.
Лицо снова обрело свой цвет, сердце тоже приходило в норму и набирало обороты. Черт! У нее дети с утра не кормлены, а она о греховных утехах думает. Жанна сложила совок и веник в мусорное ведро и пошла в кухню. Украдкой посмотрела на впитавшуюся в сосновую вагонку кровь. Пятно было едва заметным.
«Нам придется вызвать сантехника из МАТОРИН-ДС. Уж он-то знает, как прятать пятна», – улыбнулась Жанна.
Открыла холодильник. Российский сыр, банка сардин, пара яиц и отварной рис могли сгодиться для салата. Страхова нагнулась и открыла морозильную камеру. Бройлерная курица одиноко лежала на верхней полке. Обед мог получиться что надо, но Жанна вдруг почувствовала какое-то отвращение и озноб. Будто она находится в огромном морозильнике (морг?) и на полке не курица, а ребенок. Мертвый младенец. Ее привели сюда (ну не готовить же из ребенка!), чтобы она опознала в нем своего.
Жанна захлопнула морозилку. Отвращение и озноб прошли. Теперь ей, наоборот, стало жарко. Жанна захотела содрать с себя все одежды и остаться обнаженной, как младенец в морге.
* * *
Стасик лежал на кровати. Такой удобной, что ему захотелось, несмотря на день, раздеться, забраться под одеяло и уснуть. Но он думал о другом. Как так могло получиться? Алена убила своего кролика? Стасик не мог в это поверить. Ладно, когда нечаянно. Ну как он, например, года два назад наступил на утенка. У маминой мамы (он намеренно не называл ее бабушкой – она ему не нравилась) они погостили около двух недель. Аленке тогда было годика три, и она не отходила от мамы ни на шаг, а Стас излазил все. И огород, и баню, и погреб, и даже сарай. Вот в нем и случилось то, после чего бабушка превратилась просто в мамину маму. Как считал Стасик, это лучше, чем старая ведьма.
Когда человек входит из темноты на свет, он несколько секунд ничего не видит. Это знают и мамы, и папы, и бабушки, и старые ведьмы (ну или мамины мамы). Это знала даже Алена. Спроси, конечно, он тогда у нее об этом. Но он не спрашивал. Ему вообще никто не дал оправдаться. Стасику и самому было жалко бедного пушистика, попавшего под его сандалик. Но он не видел его! О кролике сестры такого не скажешь. Даже если бы Кроху обвинили на полном серьезе, как его тогда, и она захотела бы оправдаться, он не смог бы сказать: «Она не видела его и поэтому нечаянно воткнула в него нож». Не мог. Во-первых, она видела. Во-вторых, это было не нечаянно, а специально. А в-третьих, Кроха не смогла бы воткнуть нож в стену с такой силой, чтобы он удержался там с кроликом.