Он прислушался, не сломался ли его помощник-комбайн. Нет, все шло хорошо. Ровный гул электрического двигателя приближался.
– Я убивал и до тебя. После каждой нашей командировки я становился немного богаче. Помнишь тот случай, когда мы разбирали завал после взрыва на Достоевского? – Соловьев подождал, когда Сухоруков кивнет, и продолжил: – Я пошел на второй этаж. Ты же знаешь, я люблю оказаться первым там, где можно чем-нибудь поживиться. Там было опасно, – будто в свое оправдание добавил Евгений. – Второй этаж держался практически на воздухе. Квартира принадлежала какому-то богатею. Ну, ты же понимаешь, я не мог брать статуэтки и картины. Мне нужно было что-то более компактное. Камушки, золотишко… Я нашел только перстень с брюликом. Он был на руке хозяйки этой чудной квартиры. Перстень не хотел сниматься, и я решил отрезать ей палец. Эта жадная сука оказалась живой. Поэтому пришлось разбить ей башку, а только потом отрезать палец. Откуда вылезла ее дочка, я не заметил. Девка лет десяти стояла как вкопанная и смотрела на убитую мать. Я забил малолетнюю сучку тем же кирпичом, что и мамашу.
– Он сказал достаточно, – произнесли сразу два женских голоса. Женя даже подумал, что этот бред связан с его воспоминаниями об убийстве матери и дочери.
Сухоруков двигался со скоростью ракеты. В его руке блеснул нож. За пару секунд он увернулся от выпада Соловьева и оказался у него за спиной. Сделал два глубоких надреза в подколенной впадине и исчез. Евгений упал на колени. Комбайн, казалось, ускорился. Женя упал на живот и попытался отползти в сторону. Ноги, как два гигантских мертвых червя, волочились за ним.
«Суки! Все-таки обманули!»
Евгений отполз к противоположной стене и облегченно вздохнул. Но вдруг свет фары ударил с другой стороны тоннеля. Женя улыбнулся и закрыл глаза. Он умер, как только ножи комбайнов встретились.
* * *
Соня начала подъем без особого рвения, будто это не она спасается, а героиня какого-нибудь ужастика. А она наблюдает за ней со стороны. То есть она, конечно, была рада счастливому спасению девушки, но ее смущала какая-то недосказанность. Словно ей обещали смерть всех героев, а одна все-таки ускользнула. На самом деле это все объяснялось легкостью ее спасения. И это ее пугало. Ей все время казалось, что за ней кто-то ползет по лестнице. Соня ускорилась. Теперь она слышала хриплый смех внизу ствола шахты. Если ее решили выпустить, то непременно для того, чтобы убить с какими-нибудь извращениями. Обычное убийство их уже не устраивает.
– Ах ты, шлюшка! – Соня глянула вниз. За ней, подняв изъеденное червями лицо, ползла Антонина Петровна. – Ты еще думаешь об извращениях всяких.
Соня рванула вперед. Правая нога соскочила, и Сухорукова даже подумала, что старая тварь вот-вот схватит ее и скинет вниз. И все получится банально, с размозженным черепом, без каких-либо извращений. Тварь, преследующая ее, засмеялась, но так до нее и не дотронулась. Софья выскочила на платформу перед лестницей и, не оборачиваясь, побежала к двери. Как ни странно, дверь открылась тут же, и Соня буквально выпала на улицу. Свежий ночной воздух обдал грязное лицо. Сухорукова, поняв, что еще недостаточно далека от опасного места, вскочила на ноги и побежала.
Странное ощущение. Она вроде и узнавала местность, а вроде и нет. Там, где она вышла из шахты, стоял дом. Чуть дальше Соня увидела ферму. Полуразрушенные стены, освещенные луной, торчали на возвышенности. Что это, если не ферма Финагина? Соня посмотрела на дом фермера. Это был он, только немного постаревший. Немного? Он выглядел так, будто на него всем было наплевать как минимум лет двадцать. Такое не может произойти за день.
Соня, пригибаясь за кое-где сохранившимся забором, побежала к дому Финагина. Она знала, что здесь ей точно никто не поможет. Раз уж эти твари каким-то образом запудрили им мозги, и они не заметили этой разрухи. Теперь Соня была уверена, что они были именно в этой деревне, которая уже находилась в таком состоянии, как сейчас.
«Они нам что-то подсыпали в еду. Мясо, самогон… Да нет же. Мы уже въехали в нормальную деревню. Ухоженные дома, ровненькие заборы. Значит, нас опоили до этого».
Марина или Олеся. Других вариантов не было. Только они были чужаками в их компании. Хотя Олеся отпадает. Славик сказал, что ее убили. Они бы не стали убивать свою. Или стали? Теперь это не важно. Одно Сухорукова уяснила точно. От Финагина и Марины надо держаться подальше.
* * *
Слава вытер слезы. Его внимание привлекли голоса. Две девушки спорили о чем-то друг с другом. Прудников вскочил и забегал по комнатке в поисках укрытия. Единственным местом оказалась куча с трупами. Славик незамедлительно нырнул туда и затих. В комнату вошел горбун в черном балахоне. Судя по походке, это была горбатая женщина. Горб был таким большим, что возвышался с правого бока наравне с головой.
– А я тебе говорила…
Слова заглушал капюшон, поэтому Прудников едва ли мог хоть что-нибудь различить из сказанного. Одно стало понятно. То, что он принял за спор двух девушек, оказалось диалогом сумасшедшей старухи с собственным горбом. Но от этого Славе не стало легче. Женщина волочила за собой два трупа. Он не видел, чьи это тела, но очень надеялся, что среди них нет Сониного. Мишку, конечно, жалко тоже, но Соня…
– Остались двое, – сказала женщина и повернулась в его сторону.
Прудников едва не вскрикнул. Из-под черного капюшона на него смотрела Марина. Но она не видела его. Иначе бы…
– Я чувствую, чужак где-то рядом.
Славка, словно песчаная игуана, зарывающаяся в песок, полез под трупы. Мягкие скользкие чавкающие гниющие тела вызывали отвращение. Слава вдруг испугался, что выдаст себя, когда начнет блевать. Рвотные позывы сотрясали все тело. Одной рукой он схватился за что-то липкое. Это было чье-то лицо. Оно потянулось нитками гноя за ладонью Вячеслава, когда он попытался убрать ее. Он не выдержал, и немногочисленное содержимое желудка горячей жижей вырвалось наружу. Слава затравленно выглянул в комнату. Марины там не было. Ему просто повезло. Он начал пробираться к выходу, когда его рука коснулась чего-то холодного. Вячеслав отодвинул один уже потекший труп и увидел крышку. Гранит или мрамор. Он в этом слабо разбирался, но плита была из какого-то камня и отшлифована как… Да, она была похожа на могильную плиту. Он отодвинул еще один труп. У мертвеца отвалилась рука, но Прудников не обратил на это внимания. Его привлекала надпись на надгробии. Теперь он был уверен, что это могила.
«Аня и Яна 1970–1986 гг. Зверски убиты грязными».
Бред. Так не пишут на надгробиях. Но это не единственная странность, ведь правда? Не единственная. Никто не хоронит людей на глубине пятидесяти метров. По крайней мере, нормальных точно не хоронят. Он еще раз посмотрел на надпись. Аня и Яна.
«Хорошо хоть, не Оля и Яло, – язвительно подумал Прудников. – Королевство Кривых Зеркал прямо».
А что если это и есть… эти девочки, которых изнасиловали три ублюдка. Изнасиловали и убили. Слава отшатнулся, поняв, что у его ног лежит двуглавая девочка.