Клейкие пальцы, удлиняясь, потянулись к морде, оплетая ее и подбираясь к глазам. Волчица, чуя это, металась. Ирка поняла, чем опасна ситуация. Комиссионеры не могли убить ее, но могли облепить волчицу, лишить зрения. Вокруг – ни стен, ни перил. Невидящая, разъяренная волчица, не понимающая толком, что за липкая дрянь на нее навалилась, вполне могла сорваться с безумной высоты и разбиться вдребезги у ног ухмыляющейся ведьмы. Комиссионеры (разве что малость сплющенные падением) получили бы эйдос, а ведьма – ее архей.
Ирка еще думала, а волчица уже действовала, не тратя времени на свойственные человеку пустопорожние размышлизмы. Второй комиссионер еще нервно грыз пластилиновые пальцы, собираясь торговаться с первым, деля с ним эйдос, а белая волчица, перестав впустую вырываться, атаковала вторую руку врага – ту, которой он цеплялся за ступени. Щелкнули зубы, беспощадные, как гильотина. Перекушенная у локтя, пластилиновая рука сразу сжалась и, брезгливо отброшенная мордой, отправилась в последний полет.
Комиссионер выругался, однако не панически, а скорее деловито, и мгновенно восстановил себе откушенную руку, использовав для этого часть пластилина от ноги. Это было жутковато и странно наблюдать, как фигура его перетекает, становясь компактнее, но сохраняя при этом форму. Волчица, однако, не склонна была наблюдать. Из чего комиссионер состоит и что происходит с его ногами, не интересовало ее в принципе. Это было скучно и слишком абстрактно для зверя. Спасая свои глаза, она рычала и рвала все, до чего доставали ее зубы. Куски пластилина пытались притянуться, прирасти, однако волчица, кружась на лестнице, сама того не замечая, сбрасывала их лапами в пролет.
Вскоре от комиссионера уцелели лишь две загребущие руки, пытавшиеся оплести волчицу, и голова. Весь пластилин, уцелевший от ног и корпуса, был пущен в руки, ставшие могучими, как у мраморной статуи Геракла. И этими руками, не исключая и длинные, как щупальца спрута, влажные пальцы, он сражался с волчицей.
Второй комиссионер пискляво голосил, призывая на помощь полуночную ведьму. И как ни странно – труса постигла судьба всех трусов, которые, как известно, вечно погибают на войне первыми. Достигнув площадки, волчица в ярости принялась кататься по ней, воюя со своим врагом, и, налетев на робкого комиссионера мордой, что сама едва ли заметила в пылу битвы, столкнула его вниз. Комиссионер попытался, удлинив руку, уцепиться за плиту, но пальцы его сомкнулись на пустоте. Несколько долгих секунд спустя снизу послышался глухой шлепок. Ирка ясно представила себе большую липкую лужу, печально моргавшую задумчивыми глазами.
Тем временем первый сражающийся комиссионер достиг некоторых успехов. Ему удалось залепить волчице левый глаз, и, потеряв ориентировку, она едва не сорвалась. Задние лапы ее повисли над пустотой, и лишь чудом, расцарапав в кровь передние лапы и живот, ей удалось выбраться. Здесь, обретя равновесие, волчица стала сдирать комиссионера с морды тем способом, которым собаки сдирают намордник или из озорства натянутый носок.
Комиссионер из последних сил попытался залепить зверю хотя бы нос. Внезапно что-то сверкнуло перед мордой волчицы. Крошечная голубоватая песчинка блеснув, растаяла в небе. Ирка сообразила, что волчица оторвала от комиссионера ту его часть, где в толще пластилина томился эйдос – один из тех трофейных эйдосов, что был захвачен им прежде и пока что не сдан мраку. Сообразив, как непоправима утрата, комиссионер удрученно взвыл и кинулся за эйдосом в пустоту. Вот только одного он не учел. Освобожденный эйдос воспарил в небо, пластилин же, хотя и легкий, плюхнулся на плиты двора в десятке метров от точно такой же унылой кляксы. Это была победа, хотя биться пришлось с непредвиденным врагом. Истомленная сражением волчица легла на площадку. Ирке, хорошо понимавшей, что ее местоположение уже засвечено ведьмой, так и не удалось заставить зверя бежать дальше. Зато измотанная волчица не сопротивлялась превращению. Ее сознание медленно отступало в тень, отдавая власть над телом человеку.
Когда Ирка наконец выпрямилась во весь рост, колени ее дрожали. Она ощущала себя выжатой как лимон. Наверное, энергия у них с волчицей была общей и черпалась из единого источника. Хотелось лечь на холодные плиты и наплевать на все, но Ирка понимала, что это верная гибель. Она заставила себя спуститься на несколько лестничных пролетов, туда, где хотя бы были стены, и затаилась в одной из недостроенных квартир, надеясь восстановить силы. Наивная! Там ее ждали. Делая шаг в пустую квартиру, Ирка даже не вспомнила о дроте, равно как и о том, что недостаточно хорошо экранировала мысли. Ведьму Ирка проглядела. В воздухе вдруг возникла и помчалась ей в грудь красная искра. Не размышляя, ибо искра несла боль и смерть, Ирка бросилась животом на плиты. Куда попала искра, она не увидела – услышала лишь душный запах опаленного камня. Раз! Оттолкнувшись руками – колючие камни врезались ей в ладони, – Ирка вскочила. Между искрами темного мага – если Ирка сразу не была двойной – обычно проходит не менее трех секунд. Именно столько времени нужно перстню, чтобы остыть и выбросить новую искру. Два!.. В руке у валькирии сам собой возник маленький бронзовый щит.
К тому моменту, как с перстня на сухой руке сорвалась вторая красная искра, Ирка уже видела ведьму. Та, вероятно забравшаяся по стене дома, распласталась по полу комнаты, плоская, темная. Ноги ее и половина тела все еще находились снаружи, и она медленно подтягивала их, точно змея хвост. На жидком перстне зрела багровая искра. Отражая ее, Ирка поставила щит прямо – и ошиблась. Лучше было бы принять искру вскользь.
Мир перевернулся. Щит валькирий, который, как уверял Матвей, выдержал бы и не такое, действительно выдержал, но искрой был выбит у нее из руки. Силой удара ее безжалостно отбросило, сшибло с ног, ударило спиной об пол. Ирка лежала и со странным, замерзшим интересом разглядывала ночные облака, плывшие в четырехугольном разрезе окна. Небо квасило дождем. Косые капли, задуваемые ветром, водной пылью моросили лицо. Облака были серые, несвежего оттенка. Хотелось отжать их и высушить. Это похоже на пишущую машинку, это на жирафа с Укороченной шеей, а это... В поле ее зрения вплыло Распухшее лицо ведьмы.
– Глупая молодая валькирия! Разве ты не знала, что первая искра в паре может быть иллюзорной? Фальшивая пускается в щит, отвлекая внимание, а настоящая скользит под щит! Ты не валькирия-одиночка, а валькирия-неудачница! За той, которую ты сменила, я напрасно охотилась сотни лет. Мои силы почти иссякли, – прошамкала она.
Когда ведьма говорила, одна половина ее лица оставалась неподвижной. Другая же, одутловатая вздрагивала, как холодец. Ведьма видела, что валькирия выбилась из сил, и не спешила ставить точку. Когда охотишься так долго, хочется продлить триумф.
– Теперь вас, валькирий, будет двенадцать. Тринадцатая валькирия, валькирия-одиночка, исчезнет. Ты никому не успеешь передать шлем и копье, – сказала она.