«В задницу твой контроль. Не смей говорить со мной так, словно я твой подчни… подчиненный. Ты на меня работаешь, я тебе плачу. Плачу и плачу… „Эй, Терри, нам нужно еще пять штук на нового советника. Эй, Терри, дай мне еще пару тысчонок“. С таким уже успехом я мог бы выбросить их в сортир. Но вот что я тебе скажу — если ты на меня работал, то теперь уволен. Проваливай к чертовой матери. Пинком под зад».
«Я сделал все, за что ты мне заплатил. Осталась одна маленькая неувязка. Я с ней разберусь. Ничего не изменилось. Ты меня слышишь?»
«Ага, разберешься. Ты чертов жулик, вот ты кто. Захапал мои деньги и сбежал. А теперь у меня только куча бесполезной земли и свора назойливых копов. Какого дьявола… как, черт возьми, они вообще могли узнать, что это моя земля? Я тебе верил».
Пауза. Сэм перевел дух и замер. Голос резко спросил: «С какого телефона ты звонишь?»
«Не твое собачье дело», — грубо ответил Эндрюс.
«О чем тебя спрашивала полиция?»
«О той девчонке. — Эндрюс подавил отрыжку. — Ну, которую там убили. Ее отец — тот чертов тип, который заварил кашу с судом… Эти придурки думают, будто я как-то с этим связан».
«Отключи телефон, — холодно предложил голос. — Не общайся с копами без адвокатов. Насчет суда не волнуйся. И никогда мне больше не звони».
Он повесил трубку.
— Что ж, — произнес я, немного помолчав. — Вот тебе и пицца с разбитым сердцем. Поздравляю.
Вряд ли суд принял бы данные записи в качестве улики, но их вполне хватало, чтобы прижать Эндрюса. Я старался говорить одобрительно, но в глубине души меня скребла горькая мысль, что все это очень характерно: пока я иду от поражения к поражению, Сэм наслаждается одним успехом за другим. Если бы я прослушивал Эндрюса, он за две недели позвонил бы только своей мамочке.
— О'Келли будет доволен, — добавил я.
Сэм не ответил. Я оглянулся. Он сидел бледный как смерть.
— В чем дело? — встревожился я. — С тобой все в порядке?
— Да, все замечательно.
Сэм наклонился и выключил магнитофон. Его рука дрожала, в глазах мелькал какой-то нездоровый блеск.
Мне пришло в голову, что от радости его мог хватить удар или случиться сердечный приступ, а может, Сэма грызла изнутри какая-то опасная болезнь, о которой он не знал. В отделе часто рассказывают историю о детективе, который проявил чудеса выносливости, преследуя преступника, и умер в тот момент, когда надевал на него наручники.
— Вызвать доктора?
— Не стоит, — буркнул Сэм.
— Тогда какого черта?
И тут до меня дошло. Странно, как я не догадался раньше. Акцент, тембр голоса, манера говорить… Я слышал все это каждый день, лишь в более мягком варианте.
— Слушай, — воскликнул я, — это что, твой дядя?
Взгляд Сэма метнулся на меня, потом на дверь, но там никого не было. Он быстро и прерывисто дышал.
— Да, — ответил Сэм, помолчав. — Он.
— Ты уверен?
— Я знаю его голос.
Прискорбно, но, честно говоря, мне хотелось рассмеяться. Говоря о своем дяде, Сэм всегда был так торжественно серьезен («Он сама честность!»), ни дать ни взять американский офицер, толкающий речь солдатам в каком-нибудь фильме про войну. В свое время я находил это очаровательным (абсолютное доверие — как невинность: теряешь только один раз, и я еще не встречал людей, которые сохранили ее в тридцать лет), но теперь понял, что Сэму просто чудовищно везло, и то, что в конце концов он шлепнулся в грязь, поскользнувшись на арбузной корке, не вызывало у меня особого сочувствия.
— Что станешь делать? — поинтересовался я.
Сэм молчал, качая головой под яркой лампой. Разумеется, он обдумал ситуацию: в комнате нас было двое, один кивок, одна кнопка — и на пленке останется только разговор о гольфе.
— Дай мне время до понедельника, — попросил Сэм. — Потом я отнесу это О'Келли. Но… не сейчас. После выходных.
— Конечно, — произнес я. — Хочешь поговорить с дядей?
Сэм взглянул на меня.
— Если я ему расскажу, то он начнет заметать следы — избавится от всех улик до начала следствия. Разве нет?
— Пожалуй.
— А если не сообщу и он узнает, что я мог предупредить, но не сделал этого…
— Мне очень жаль.
Меня вдруг начало беспокоить, куда пропала Кэсси.
— Знаешь, что самое забавное? — продолжил Сэм, немного помолчав. — Если бы сегодня утром ты меня спросил, к кому я обращусь, если потребуется помощь, я бы ответил — к Реду.
Глядя на расстроенное лицо Сэма, я чувствовал странную отчужденность — не только к нему, но и ко всей этой сцене: словно смотрел сверху и видел, как где-то далеко внизу беседуют два человека. Мы сидели так еще довольно долго, пока в комнату не ввалился О'Горман и не принялся взахлеб рассказывать о регби. Сэм встал, аккуратно положил кассету в карман, собрал свои вещи и ушел.
В тот же день, когда я вышел покурить на улицу, ко мне присоединилась Кэсси.
— Есть зажигалка? — спросила она.
Она заметно похудела и осунулась, но я не мог вспомнить, произошло ли это постепенно во время следствия или только за последние несколько дней. Я достал зажигалку и протянул ей.
Был холодный хмурый день, у стены горой лежали сухие листья. Кэсси повернулась спиной к ветру, чтобы прикурить. Она была накрашена — черная тушь и что-то розовое на скулах, — но ее склоненное над сигаретой лицо все равно казалось очень бледным, почти серым.
— Что происходит, Роб? — спросила она, подняв голову.
Сердце у меня сжалось. Всем когда-нибудь приходилось выяснять отношения, но я еще не встречал человека, кто видел бы в этом какой-то толк или хоть раз извлек для себя пользу. До последней минуты я надеялся, что Кэсси окажется одной из тех редких женщин, которые могут обходиться без подобных разговоров.
— Ничего, — ответил я.
— Почему ты так странно себя ведешь?
Я пожал плечами:
— Устал, дело зашло в тупик, нервы на пределе. Ничего личного.
— Перестань, Роб. Это вранье. Ты шарахаешься от меня как от прокаженной с тех пор, как…
Внутри у меня все напряглось. Голос Кэсси оборвался.
— Нет, — произнес я. — Просто мне нужно немного свободного места. Понимаешь?
— Ни черта не понимаю. Я лишь вижу, что ты меня избегаешь, и не знаю почему.
Я сообразил, что на сей раз мне не отвертеться.
— Я тебя не избегаю, — возразил я, не глядя в сторону Кэсси. — Не желаю усложнять ситуацию. Сейчас я абсолютно не в силах начинать какие-то отношения и не хочу, чтобы у тебя сложилось впечатление…