— Мэдисон Мадикиза; все называют меня Боссом.
— Крошка.
Тобела назвался кличкой из прошлого.
— Ты Крошка? Тогда я — Скелет. — Босс расхохотался; от смеха глазки его сощурились, а все тело затряслось. Отсмеявшись, он взгромоздился на барный табурет. Перед ним словно ниоткуда возник высокий стакан с прозрачным, как вода, содержимым. — Твое здоровье. — Босс Мадикиза сделал большой глоток и вытер рот рукавом, погрозив Тобеле указательным пальцем. — И все-таки я тебя знаю!
— А…
Сердце у Тобелы забилось чаще, когда он вгляделся в лицо Босса. Он не любил, когда его застигали врасплох. Старые знакомцы — лишние неприятности. Узнавание — это след, связь начала и конца.
— Нет, не говори, сейчас сам вспомню, погоди минутку. — Маленькие глазки смерили его цепким взглядом, лоб прорезала морщина. — Крошка… Крошка… Неужели ты… Нет, то был другой.
— Вряд ли…
— Нет, погоди, я обязательно должен вспомнить сам. Черт, я никогда не забываю лиц… Ты только намекни, чем ты раньше занимался?
— Да так, то тем, то этим, — осторожно ответил Тобела.
Толстяк щелкнул пальцами.
— Орландо Арендсе! — воскликнул Босс. — Ты был телохранителем Орландо!
Тобела вздохнул с облегчением.
— Это было очень давно.
— Друг мой, я все помню, у меня память отличная, как у слона. Где-то в девяносто седьмом — девяносто восьмом… Тогда я работал на Трясуна Сензени, упокой Господь его душу, который заправлял всем в Гугулету, и я был у него десятником. Орландо созвал сходняк насчет дележки территории, помнишь? Все поехали на стрелку в Стикленде, и ты сидел рядом с Орландо. Потом Трясун еще сказал: умно он поступил, мы уже не могли болтать между собой на коса. Черт, дружище, до чего тесен мир! Я слыхал, Орландо ушел на покой, наркотой теперь занимаются нигерийцы. Захватили рынок.
— Я последний раз видел Орландо два или три года назад.
Тобела тоже помнил ту сходку, но совершенно не помнил Босса Мадикизу. Он невольно подумал о превратностях судьбы. Останься он тогда с Орландо, что было бы с ним сейчас?
— Ну, чем сейчас занимаешься?
Тобела решил, что ступил на твердую почву. Здесь можно врать увереннее.
— Я сейчас сам по себе. Так сказать, посредник…
Ну чем он мог заняться после того, как Орландо ушел на покой? Открыть ночной клуб? Заниматься темными делишками на периферии закона? Насколько близка к истине история, которую он сочиняет на ходу?
— Ты что, барыга?
— Ага.
Было время, когда такое было возможно, когда это могло быть правдой. Но те дела остались в прошлом. А что у него впереди? Куда он движется?
— И у тебя есть работа для Джонни Косы?
— Возможно.
Музыку заглушили крики, и они обернулись. Цветной с татуировками скинул рубаху и вскочил на стол; дракон у него на груди шевелился и выпускал клубы дыма. Собутыльники подзадоривали танцора одобрительными криками.
Босс Мадикиза покачал головой.
— Нарывается на неприятности, — сказал он и развернулся к Тобеле. — Дружище, вряд ли ты сейчас найдешь Джонни. Я слышал, он подался в бега. Его повязали в Сискее за грабеж и убийство. Представляешь, взял бензоколонку — на большее у Джонни мозгов не хватает. В общем, когда он понял, что ему светит срок, он раскошелился и купил у одного охранника ключ от камеры. Понимаешь, о чем я? Не знаю, где он, но точно не здесь, не в Кейптауне. Если бы он был здесь, давно бы уже приполз сюда. Но у меня тут кроме него еще масса кандидатов — ты скажи, что тебе нужно.
Впервые Тобела задумался о том, что будет, если он не найдет двух подонков. Возможно, его поиски окажутся бесплодными; они запрятались в такую дыру, где он их не отыщет. Досада и огорчение словно пригнули его к земле; он в полной мере ощутил слабость и бессилие.
— Дело в том, — сказал он, заранее зная, что его доводы обречены на провал, — что Коса сам напрашивался на работу. Уверял, что у него на примете верное дельце. Неужели никто не знает, где он залег?
— Вроде у него есть брат… Правда, не знаю, где он живет.
— А еще?
Куда сейчас? Что делать, если он не сумеет найти Косу и Рампеле? Что тогда? Тобеле с большим трудом удалось отрешиться от невеселых мыслей; он услышал последние слова Босса:
— Я его не очень хорошо знаю. Джонни — мелкая сошка, таких вокруг меня вертится много, и все пускают пыль в глаза. Хотят произвести на меня впечатление. Все они одинаковы — являются сюда, надувшись от важности, швыряются деньгами перед девчонками, как будто они крутые гангстеры, а сами выше бензоколонки не поднимаются. Низкий класс. Если Джонни сказал тебе, что у него на примете верное дельце, будь осторожен.
— Буду.
И его ферма — не выход. Нельзя туда возвращаться. Там тоска и боль сведут его с ума. Что же ему делать?
— Где мне тебя найти — если я что-нибудь узнаю?
— Я еще вернусь.
Босс прищурил маленькие глазки:
— Не доверяешь мне?
— Я никому не доверяю.
Босс хихикнул — странно было слышать такой высокий смешок, исходящий из бочкообразного тела. Мягкая ладонь хлопнула Тобелу по плечу.
— Хорошо сказано, друг мой…
Послышался грохот, заглушивший музыку. Ножки стола, на котором плясал татуированный танцор, подломились, и он картинно упал, к великой радости собутыльников. Он лежал на полу, торжествующе сжимая над собой стакан с пивом.
— Черт, — поморщился Босс, вставая. — Так и знал, что выйдет какая-нибудь дрянь.
Цветной медленно встал и, словно извиняясь, развел руками, повернувшись к Мадикизе. Тот натужно улыбнулся и кивнул в ответ.
— Придется гаду заплатить за стол. — Босс повернулся к Тобеле: — Знаешь, кто он?
— Понятия не имею.
— Энвер Дэвидс. Вчера освободился — его судили за изнасилование малолетки. Освободили в зале суда. Судья придрался к неправильно оформленному делу. Представляешь, полицейские, растяпы, перепутали вещдоки… Или потеряли его анализ ДНК… В общем, облажались. Если бы не их ошибка, ему бы нипочем не выйти сухим из воды. Он главарь банды «Двадцать седьмые». В тюрьме заразился СПИДом от своей «женушки». Просидел полсрока за грабеж, и его освободили условно. После этого он пошел и изнасиловал малолетку, думал, что так вылечится от СПИДа… Он приперся ко мне и пьет тут, потому что к своим возвращаться боится — и правильно. Такую сволочь даже свои сдадут.
— Энвер Дэвидс, — медленно повторил Тобела.
— Ублюдок поганый, — говорил Босс, но Тобела его уже не слышал.
Наконец-то жизнь приобрела смысл. Впереди забрезжил свет.
Руки, вцепившиеся в руль, дрожали. Они как будто жили собственной жизнью. Несмотря на то что летняя ночь была теплой, его бил озноб; он понимал, что начинается ломка. Он заранее боялся ужасной ночи в квартире Джозефины Мэри Макалистер.