— Что еще?

— Нам нужно знать, почему он до сих пор не сдался.

— Спросите его сами. — Мириам поджала губы. Если всё обстоит именно так, как они утверждают, тогда она тоже ничего не понимает.

— Мы бы с огромной радостью. Мы надеялись, что вы поможете убедить его.

— Как? Я не знаю, что он думает. Я не знаю, что случилось.

— Зато вы знаете его.

— Он уехал, чтобы помочь другу, вот и все, что мне известно.

— Что он говорил перед отъездом?

— Я все уже рассказала тому цветному, который приходил ко мне домой. Зачем мне повторяться? Ничего нового не произошло. Ничего. Я буду молчать, я ни с кем не буду разговаривать, клянусь, только отпустите меня!

Радебе видел, что женщина вот-вот разрыдается. Он понимал, что она говорит правду. Ему захотелось погладить ее, успокоить. Но она, разумеется, не допустит ничего подобного.

— Вы правы, мэм, — сказал он, вставая. — Я обо всем позабочусь.

24

Ему очень хотелось вытянуться; руки и ноги онемели, плечо затекло. В кузове под брезентом было слишком тесно, жарко и пыльно. Казалось, они бесконечно едут по проселочным дорогам — сколько еще осталось? Ему нужен был воздух, нужно было выйти, пикап ехал слишком медленно, а драгоценные часы утекали, как вода в песок. Всякий раз, как Кос Кок сбрасывал скорость, Тобеле казалось, что они уже приехали, но оказывалось, что перед ними всего лишь очередной поворот, очередной перекресток. Нетерпение и неудобство росли, они стали почти невыносимыми. Наконец, гриква остановился, театральным жестом сдернул с него брезент и сказал:

— Коса, дорога свободна, сам смотри!

Яркий свет ослепил Тобелу. Он с трудом выпрямился, моргая, чтобы глаза привыкли к солнцу. Пейзаж изменился, теперь он был совсем не похож на пустынную местность Кару. Тобела увидел травянистую саванну — вельд — холмы и городок в отдалении.

— Филипстаун, — пояснил Кос Кок, проследив за его взглядом.

Перед ними расстилалась дорога; она убегала на север.

Они вдвоем с трудом выкатили мотоцикл из кузова по двум доскам, которые положили наклонно. Импровизированный настил просел под тяжестью мотоцикла, но снимать все равно было легче, чем грузить. Они спешили, боясь, как бы их не заметили из окон проезжающих мимо машин.

— Лучше пережди до заката, — посоветовал Кос Кок.

— Времени нет.

Мотоцикл стоял на дороге; Тобела натянул мотокостюм, открыл спортивную сумку и, достав оттуда несколько банкнот, протянул их Косу Коку.

— Не хочу я твоих денег. Ты и так уже заплатил за бензин.

— Я твой должник.

— Ты ничего мне не должен. Ты подарил мне музыку.

— Какую музыку?

— Я напишу о тебе песню.

— Так вот почему ты мне помогал?

— Вроде того.

— Вроде того?

— Коса, в жизни есть два пути. Можно быть жертвой. А можно не быть. — Гриква едва заметно улыбнулся.

— Вот как…

— Когда-нибудь ты поймешь.

Тобела подумал, а потом затолкал деньги, двести рандов, в нагрудный карман Кока.

— За амортизацию, — сказал он.

— Лети как ветер, коса!

— Счастливого пути, гриква.

Они смотрели друг на друга; обоим было неловко. Наконец Тобела протянул руку:

— Спасибо!

Гриква улыбнулся ему во весь свой щербатый рот.

Тобела запихал сумку в багажный отсек, натянул перчатки и сел в седло. Нажал кнопку стартера. GS завелся через секунду. Тобела поднял руку и отъехал, постепенно прибавляя обороты, давая мотору время разогреться. Ему было хорошо. Все отлично, он снова хозяин положения. Он снова в пути! Четвертая скорость, пятая, шестая… сто сорок километров в час, он пригнулся, нашел нужное положение и посмотрел в зеркало заднего вида. Кос Кок и его пикап стали крошечными точками на дороге.

На часах было 15:06. Тобела произвел мысленные подсчеты, вспоминая дорожную карту. Двести километров по шоссе до Петрюсбурга — днем на шоссе опасно, но сейчас все тихо. В Петрюсбурге он будет около пяти. Заправится. Если шоссе перекрыто — не беда, на север ведет множество грунтовых и проселочных дорог. Их так много, что невозможно заблокировать все. А он сообразит, как лучше ехать дальше, через Дилсвилль или Босхоф. Если все пройдет гладко, он еще до полуночи пересечет границу у Мафикенга. Дальше все будет хорошо, он будет в безопасности. Из Лобатсе позвонит Мириам, скажет, что с ним все в порядке. Пусть не обращает внимания на то, что про него говорили по радио.

Но сначала надо миновать Петрюсвилль и пересечь Оранжевую реку.

Если бы ему велели организовать временный блокпост, он бы устроил его у Великой реки, как называл Оранжевую Кос Кок. Где-нибудь у моста. Судя по карте, других вариантов не было, разве что попробовать попытать счастья в Орании — небольшом поселении, где живут только белые, африканеры, точнее, буры. Они выкупили небольшой участок земли в частную собственность и основали там колонию.

Странное местечко!

Интересно, что подумают тамошние буры, если он подъедет в облаке пыли и скажет: «Ребята, я — Тобела Мпайипели, за мной гонятся по приказу АНК»? Может, они отнесутся к нему с пониманием, потому что «все, кто против правительства, с нами»? Скорее всего, нет.

Впереди замаячил грузовичок, везший овец; Тобела снизил скорость и включил поворотник, перестроился, обогнал, снова прибавил скорость и ловко вписался в поворот. Дорога запетляла между холмами. Красивые здесь места! Красочные. Вот в чем разница, главная разница между этими местами и Кару. Здесь больше цвета. Как будто Господь израсходовал на здешние края самые яркие краски. Здесь трава зеленее и холмы коричневее, кусты желтее, а небо голубее.

Цвет благословил эту землю. Вся разница в цвете.

Дорога снова пошла прямо, она тянулась впереди черной лентой, а по бокам — высокая трава вельда и зонтичные акации. По небу ползут кучевые облака. Вот оно, настоящее лицо Африки. Его ни с чем не спутаешь. Здесь живет дух войны.

Затопек ван Герден уверял, что дело не в цвете, а в генах. Ван Герден отлично разбирался в генетике. Именно генетика вынудила буров Орании устроить нечто вроде оборонительного лагеря. Ван Герден говорил, что расизм передается по наследству, это естественное человеческое стремление сохранить свои гены, передать их наследникам.

Тобела не соглашался с другом; доводы Затопека казались ему неубедительными. И даже вредными.

— Значит, я могу вытворять что хочу, а в виде оправдания заявить: «Я не виноват. Это все гены»?

— Тобела, одно дело — генетическая программа, и совсем другое дело — моральные принципы.