Однако араб неожиданно появился из ниши в стене напротив и вытянул руку:
– Сюда.
Добкин не сомневался, что это та самая козлиная тропа, по которой Хаммади вел их с Хоснером к Воротам Иштар. Он кивнул и изобразил подобающую благодарность, пробормотав некое благословение. Было ясно: чтобы попасть на тропу, придется пройти почти вплотную к арабу. Покрепче сжав нож и выставив вперед правое плечо, он сделал шаг, оказавшись с человеком лицом к лицу.
Араб схватился за свой кинжал. Он собирался убить ашбала, чтобы забрать себе его одежду, обувь и все, что нашлось бы в его карманах. Он твердо верил в свою полную безнаказанность.
Добкин прошел в метре от противника, не спуская с него напряженного взгляда.
Араб сознавал, что ашбал гораздо больше его, сильнее и внимательнее. В глубине души он опасался, что тот готовится убить его самого. Опустив глаза, араб увидел в руке незнакомца нож. Что же делать – нанести удар первым или же отступиться, вознося молитву Аллаху, чтобы большой человек не вздумал покончить с ним? Зачем убивать его, в поношенных сандалиях и ветхой одежде?
– Да пребудет с тобой Аллах, – произнес он, склоняя голову и отдавая себя на милость незнакомца.
Добкин колебался. В голове его проносились все аргументы «за» и «против» убийства.
– И с тобой тоже, – ответил он, проходя мимо и сворачивая на козлиную тропу между зданиями.
Генерал пришел в город, и снова, как прежде, ощущение того, что все это уже случалось раньше, охватило его. Он сознавал, что оно появляется из-за усталости и стрессов в сочетании со всеми виденными старыми картами и фантастическими реконструкциями этого места, но тем не менее ощущение не проходило. Наверное, как и у всех евреев – если, конечно, истории о пленении верны, – здесь когда-то жили и его предки.
Но его предки не мешкали, когда им приказали: «Идите!» Они пошли, но только для того, чтобы несколько веков спустя вновь оказаться в гонении – на сей раз со стороны римлян. И с тех самых пор вплоть до 1948 года у них не было места, которое они могли назвать домом. Каким-то образом после двух тысяч лет скитаний семья по фамилии Добкин оказалась в России и, уже уйдя из России, завершила свой путь и вернулась в Палестину. А из Палестины, Израиля Бенджамин Добкин возвратился в Вавилон. Вернется ли он в Иерусалим, в настоящее время оставалось под большим вопросом.
* * *
Добкин нашел древнее русло Евфрата, и оттуда уже оказалось несложно попасть в окрестности дворца. Примерно через четверть часа он стоял перед Воротами богини Иштар, глядя на знаменитую мозаику – бессмертных вавилонских львов. Пройдя сквозь ворота по Священной дороге процессий, он наконец увидел светящиеся окна гостиницы. Часовых возле нее не оказалось. Через улицу от гостиницы раскинулся целый палаточный лагерь. А немного поодаль Добкин смог разглядеть небольшой музей. Ашбалов, судя по всему, здесь не было. Наверняка они вновь отправились атаковать холм. Остановившись, чтобы перевести дух, генерал явственно расслышал, как со стороны холма раздались пулеметные очереди, а за ними наступила полная тишина. Интересно, кто это стрелял? Скорее всего, один из аванпостов. Еще одна жертва в длинном печальном списке.
На минуту он задумался, не найти ли в музее доктора Аль-Танни, но решил этого все-таки не делать. Время дорого. А кроме того, можно ли доверять Аль-Танни? Если можно, то нужно ли вовлекать его в проблемы? У него самого не имелось никаких конкретных планов, кроме одного – единственного очень важного телефонного звонка, и если честно, то даже не хотелось всерьез задумываться о каких-то планах. Вся эта невероятная операция могла осуществиться лишь благодаря решительности, дерзости и, конечно, удаче. Он попал в деревню Умма, и там ему дали нужную одежду. Нашел гостиницу, и оказалось, что ашбалы ушли из своих палаток. Сейчас он должен зайти в здание и убить дневального и всех, кто там еще оставался. Но возможно, там же окажутся и раненые, а значит, и санитары.
Добкин подошел к веранде гостиницы и открыл дверь, ведущую в небольшой холл. Немного прищурился, чтобы глаза привыкли к освещению. Молодой араб в защитной форме сидел за конторкой регистратора и читал газету.
Все совсем просто и обычно, подумал генерал. Молодой человек, а это был Касым, поднял голову, и лицо его невольно напряглось.
– Да?
Касым как раз решил пойти и изнасиловать пленную еврейку еще раз – если, конечно, она жива. И вдруг эта помеха.
– Да?
Что-то явно было не так. Одежда не по размеру – мокрая и запачканная пылью и грязью, больше похожей на сгустки крови. Оружия вроде не видно. Фляга из козлиной шкуры.
Касым поднялся.
Добкин быстро, но не суетливо, подошел к конторке, одной огромной сильной рукой схватил часового за волосы, а другой быстро выхватил нож и всадил его в горло врагу. Вытащил нож и опустил тело на пол. Вытер руку о газету, а потом промокнул ею конторку и тоже бросил на пол. Из-за конторки все еще раздавались булькающие звуки. Добкин повернулся и направился к двери с надписью по-арабски «Управляющий». Открыл дверь.
Маленький кабинет оказался освещенным единственной лампой, стоящей на полу, и в круге света лежала обнаженная женщина – или девушка, – лежала на животе, вся в крови, мертвая или при смерти. По цвету кожи и прическе Добкин сразу определил, что это не местная девушка, похищенная для определенной цели. Он быстро подошел к лежащей и перевернул ее на спину. Лицо показалось знакомым, даже несмотря на то, что было жестоко избито. Худшие опасения, что это одна из своих, подтвердились, поскольку в девушке невозможно было не узнать секретаршу Игеля Текоа. Имя ее, однако, генерал вспомнить не смог. Он опустился на колени и приложил ухо к груди девушки. Она дышала. Он вновь взглянул на окровавленное тело – выглядело оно так, словно его терзал какой-то дикий зверь.
Добкин поднял едва живое тело и положил на оттоманку у стены. На крючке у двери увидел длинный шерстяной халат и укрыл им ее. Обнаружил также кувшин воды, стоящий на буфете рядом с тазом, в котором смывали с рук кровь. Полил из кувшина на лицо девушки. Она тихонько пошевелилась. Добкин поставил кувшин. Нельзя было терять ни секунды – даже на то, чтобы облегчить страдания пленной. Он подошел к столу и снял телефонную трубку. Такое обычное действие показалось странным и сразу напомнило о Синайской кампании, во время которой он обнаружил работающий телефон в полностью разрушенной деревне. Тогда Добкин звонил в следующую деревню, все еще остававшуюся в руках египтян, чтобы сообщить, что они уже здесь. Там он оказался первой ласточкой, сейчас же дело обстояло совсем по-иному. Он нетерпеливо вслушивался в гудки. Этажом выше, как раз над головой, раздавались шаги и стоны. Именно там, очевидно, размещались раненые и ходили санитары. За стеной разговаривали. Ветер раскачивал жалюзи и скрипел оконными рамами. Неужели линия не работает? Генерал посмотрел на телефон. На нем не было наборного диска, аппарат работал исключительно через оператора, но как же его вызвать? Добкин постучал по рычажкам – еще и еще, – ему показалось, что на это ушла масса времени.